— Как знаешь, — разочарованно ответила Анька. — Я правда очень хочу, чтобы ты была счастлива. И твоя бабушка бы меня поддержала.
Зря она это добавила. Откуда ей знать о моем счастье! Наш разговор зашел в тупик, и я нажала на красную кнопку.
Как обычно, у дома со статуей нимфы я чуть замедлилась. Как сказал Кафка, можно один день прожить на земле, чтобы вспоминать о нем всю жизнь. И можно один раз влюбиться в человека, чтобы думать о нем всегда.
Как бы сложилось между нами, не случись перестрелка в доме Фрати? Все, что мне рассказал Энцо, так это то, что у его деда и отца был какой-то общий семейный бизнес с Алексом. В остальном он полагал, что нам, блондинкам, многого знать не положено, зато не переживал, что мне приходилось работать за двоих. Кстати, до сих пор не пойму, что он на самом деле делал в “Бинго”, да еще и с Монтанье?
В доме бабушки я со скоростью света перебрала остальные вещи в шкафу и обнаружила, что из многих уже выросла. Нет, я не поправилась. Но что- то сдвинулось в голове. Я захотела стать такой, какой, была на фотосессии и такой же, какой была бабушка — обольстительной, романтичной, убедительной и манящей. Определенно, привлекательной. Скоротечный опыт актрисы так и не позволил взрастить самооценку, зато это удалось нескольким сегодняшним кадрам. Выходит, Бернардо оказался прав: фотографии способны менять людей и обстоятельства.
Я вызвала такси, достала пару платьев, которым уже давно предпочла майки, свитера и джинсы. Приложила одно из них, синее с молнией на спине, к себе, подняла голову, выпрямилась. Оставшись довольной, я бережно уложила его в собранную накануне сумку. Спустилась вниз, открыла входную дверь и, перед тем, как выйти на улицу, вдохнула на прощание воздух, в котором еще плавали нотки бабушкиных духов и сигар.
Когда к воротам подъехало такси, я вышла из дома и поехала устраивать свою семейную жизнь.
***
Наша квартира некогда принадлежала деду Энцо, Дуччо. Когда я только приехала в Италию, видела его несколько раз в кондитерской. До сих пор помню его угрюмый взгляд в черных, полных страдания и презрения к людям глазах. Его жену, бабушку мужа, я никогда не встречала, знала лишь, что ее звали Марта и что она умерла от горя. Энцо больше ничего об этом не рассказывал, да и я не настаивала. Сандра ведь тоже хранила молчание о своем репрессированном отце, и о том, как мать ее бежала в Среднюю Азию.
Я оглянулась вокруг. Как необычно будет здесь проснуться завтра утром после бабушкиного дома. С тех пор, как лет десять назад, исчезла Феличита, в этой квартире стало жутко тихо, не слышно было птиц за окном. Наверное, потому, что вместо деревьев под окном шеренгой расположились металлические улитки гаражей. Затхлость и сырость, царившие здесь, не съедал ни один освежитель воздуха. Этот запах каждый раз напоминал мне, что пора сделать что-то с нашим семейным гнездом.
Дымчая венецианская штукатурка на стенах, белая, похожая на офисную, мебель, серо-бежевый ковёр посреди просторного зала, занавески цвета шампанского — вот и вся палитра красок в нем. Даже живых цветов я никогда не заводила. Ведь долгое время эта квартира была местом, где я принимала душ, ела и высыпалась в свой единственный выходной. Моя беременность обещала стать поводом, чтобы закатить этим летом ремонт, заменить кое-что из мебели, но все пошло не так.
Я подошла к кровати. Ровный, в прямую линию, подгиб одеяла больше напомнил казарменные нары, чем супружескую постель. А, может, Энцо не ночует дома? Хотя чему я удивляюсь, ведь до сих пор не знаю собственного мужа. Жили как два чужих человека, все чинно, по закону зато. Смогу ли я что-то изменить?
Прошла на кухню и сварила себе кофе. Достала из упаковки шоколадное печенье марки Penny, откусила. Фи! Все-таки я избалована нашей выпечкой.
Перед походом в душ, задержалась у зеркала. Всю жизнь куда-то бегу, кого-то догоняю. А когда в последний раз я позволила себе просто сесть и с кайфом выпить чашку кофе, как мы это делали когда-то с бабушкой? Залипнуть в каком-нибудь бутике, выбирая себе французское белье?
В приступе жалости к себе слезы потекли по впалым щекам. Я была уверена, что надо быть хорошей дочкой, хорошей внучкой, хорошей женой. А потом, когда все потихоньку стало налаживаться, по собственному выбору я поссорилась с бабушкой и Беатой. Так кто теперь виноват, если не я сама?
Все! Устрою реставрацию собственной жизни! Начну с косметического ремонта, всего-то надо две банки краски купить — для потолков и стен! Белый и салатовый! Заставлю квартиру живыми цветами, заведу канарейку или кошку. У нашей квартиры появится душа, а значит, и с Энцо у нас все потихоньку наладится. Мы введем в нашей семье новые правила и будем учиться общаться. Кто сказал, что брак должен быть построен исключительно на любви?
Энн совершенно права: отношения — это обувь. Но ведь и туфли можно разносить под стопу. Можно научиться любить многое вокруг, если посмотреть на него с более выгодной перспективы. Где-то у нас с Энцо истории пересекаются. Его дед уехал с юга ради лучшей жизни, чтобы избежать нищеты и ограничений. То же сделала и Сандра. Мы все наследники своего прошлого.
А еще я научусь любить этот город, который для меня все еще тесный. Вначале я его ненавидела. За сытость и слишком размеренную жизнь: летом отдых на море, зимой — на лыжных курортах, Рождество в семейном кругу, Пасха — где-нибудь в поездке по европейской столице. Но бабушка ничего подобного не позволяла ни мне, ни себе самой, повторяя: “заграница не любит тунеядцев”.
После ее ухода точно так же я сражалась за покупателей, за доходы, за бабушкино имя на вывеске. В трехстах километрах от Рима и Милана я умудрилась создать себе столичный, но никак не провинциальный ритм жизни, ритм, в котором стала ненавидеть зевак, зависающих на улицах, чтобы обсудить предстоящие выходные, где поесть самого вкусного сибаса и на каком пляже попробовать самый отменный кофе. Я всегда боялась, что не успею подготовить заказы, купить продукты, разработать новый ассортимент, но не замечала, как мимо меня проходила жизнь.
В этой борьбе с ней я теряла то, из чего она состояла, а потом и Сандру, ребенка и даже мужа. Ведь он привык, что кондитерская — это моя территория, и отдалился. Пора нам снова вспоминать друг друга. Мы будем ходить по его любимым музеям, пробовать кофе в каждом баре и кондитерской, гулять по тенистым старинным паркам, наступая на пятки духам флорентийских правителей Медичи. Будем замечать, как динамично растет наш город и любоваться новой шубкой синьоры Аделе, старушки, которая живет по соседству и часто заглядывает в кондитерскую, чтобы выгулять свои наряды. Как-то за барной стойкой, пока я готовила ей кофе, она рассказала:
— Этот город любит предприимчивых и прививает силу духа. Да, мы падаем, объявляем себя банкротами, становимся неудачниками, но потом встаем, чтобы жить дальше. Это легко, когда известно, куда и зачем нам идти.
Наконец, я приду к открытию, что этот город на самом деле от меня хочет. Нельзя жить прошлым, не замечая настоящего, ведь оно во всем: в глотке кофе, в бокале Пино Неро, в куске пиццы и в рутинной семейной жизни. А еще он учит меня тому, что семья — это наша сила и фундамент, без которого невозможно чувствовать себя в безопасности. И я собираюсь обрести, наконец, этот фундамент!
