Ситон промолчал, решив дождаться конца излияний.
— И заметьте, банкрот нераскаявшийся, — добавил Гор.
Ситон и на это промолчал. У него была заготовлена целая речь, но вряд ли она сейчас годилась, если учесть обстоятельства и личность хозяина. Пол потянулся было к карману рубашки, где лежал бумажник с удостоверением, но передумал и опустил руку. Интуиция подсказывала ему: если он хочет войти в доверие к этому человеку и узнать всю его подноготную, то официальный путь здесь не годится.
Гибсон-Гор ухмыльнулся и представился. Они обменялись рукопожатием прямо на пороге.
— Может быть, вы войдете? — предложил Гор. — Сделайте одолжение, войдите и расскажите мне, чем обязан столь загадочному визиту.
Гостиная находилась на втором этаже, но, прежде чем они поднялись наверх, Ситон постарался как можно подробнее рассмотреть обстановку темной прихожей. Когда после яркого дневного света его глаза немного привыкли к полумраку, Пол понял, что дальше по коридору находится кухня: стеклярусная занавеска в дверном проеме была отдернута, демонстрируя выщербленную поверхность старой изразцовой печи. Справа, за тяжелой коричневой портьерой, скрывалась еще одна дверь, очевидно ведущая в подвал. Об этом говорил въевшийся в бархат запах сырости. Здесь пахло также мышиным пометом и стояла та угнетающая атмосфера запустения, которую Ситон еще утром почувствовал через щель почтового ящика.
Однако гостиную никак нельзя было назвать запущенной. Она оказалась просторной и очень светлой благодаря двум великолепным окнам. Многочисленные безделушки, пестрые коврики на полу и разноцветные плюшевые думочки оживляли помещение. Мебель в гостиной выглядела антикварной и весьма солидной. Места в комнате было предостаточно — даже пианино «Стейнвей» не слишком загромождало ее. Его поднятая крышка и потертые клавиши свидетельствовали, что инструмент не простаивал без дела. А еще Гибсон-Гор был явно неравнодушен к старинному оружию. В витрине красовались дуэльные пистолеты и холодное оружие. В коллекции Гора была даже абордажная сабля, но из всех видов клинков он отдавал предпочтение рапирам. Спиртное хозяин хранил в большом хрустальном глобусе. Верхнее полушарие было предупредительно откинуто, как бы приглашая угоститься. К горлышку каждого графина была привязана серебряная тесьма с табличкой, на которой было выгравировано название его содержимого. Что до антиквариата, то тут Ситон был полным профаном. Но даже несведущему человеку было ясно, что в этой гостиной полно ценностей. То ли хозяин лукавил насчет своего банкротства, то ли судебные приставы проявили в этом случае преступную небрежность.
— Чаю? Или чего покрепче?
— Чаю было бы здорово.
Пол прикинул хозяину, должно быть, около шестидесяти. Если так, то он моложе практически любой вещи из тех, что его окружали. Когда Гор разливал чай, рукав его халата задрался, продемонстрировав прямоугольник наручных часов «Ролекс» с помутневшим от времени стеклом. Золотой браслет состоял из слишком большого для такой худой руки количества звеньев.
«Что еще он унаследовал? — мысленно спросил себя Ситон. — Коллекцию фотографий? Личный дневник, проливающий свет на жизнь его загадочной родственницы, которую он, несомненно, хорошо знал в детстве и отрочестве?»
Ситон неторопливо пил чай. В окна лился теплый солнечный свет. В воздухе, резко пахнущем одеколоном, плясали пылинки. Пол обдумывал, с чего начать.
— Вы слишком доверчивы, мистер Гибсон-Гор. Здесь все-таки Лондон.
— Нет, мой юный друг. Я отнюдь не доверчив. Вид у вас, конечно, представительный и очень милый акцент в придачу к честным ирландским глазам. Но вы бы в жизни не переступили порог этого дома, если бы о вас не рассказал мистер Брин-младший. Он любезно предупредил меня звонком.
— Он позвонил вам сегодня утром, когда я ушел от него?
— Он позвонил мне вчера. После того как вы назначили с ним встречу. Без моего разрешения он не дал бы вам этого адреса. Ни одна фирма не способна обеспечить себе многолетнее процветание, не проявляя лояльности по отношению к своим клиентам, как это делает «Фогель и Брин».
«Или осторожности», — мысленно поправил его Ситон, думая о том, что бы сказал Себастьян Гибсон-Гор, если бы узнал о воспоминаниях Брина о его первой встрече с Пандорой. Или о ее кавалере, сопровождавшем Пандору тем зимним вечером.
— Здесь нет той коллекции снимков, которую вы надеетесь обнаружить, мистер Ситон. В те нечастые периоды моей жизни, когда у меня появлялось достаточно сил для деловой активности, я позволял себе баловаться антиквариатом. Я мало смыслю в бизнесе, чуть больше в коллекционировании и вполне изрядно разбираюсь в искусстве. Авторское право перешло бы ко мне как единственному наследнику. Если уж оттиски Хорста[52]продают в виде постеров во всех отделах «Афины», то понятно, что такие снимки пользовались бы спросом. Думаю, оригиналы можно было бы даже выставить на аукцион. Но их попросту нет. — Гор отхлебнул чаю. — Даже если они когда-то и существовали, то давным-давно пропали.
— Вы знали ее?
Гибсон-Гор рассмеялся, выставив напоказ темные пятна на длинных зубах.
— Боже ты мой! Почему бы нам не перейти прямо к сути дела?
Он был одинок. Был ли он при этом гомосексуалистом, неважно, поскольку отгадка таилась именно в его одиночестве. Он жил затворником и теперь наслаждался общением, хотя и на свой эксцентричный манер. На Пола вдруг накатила волна уныния и разочарования. Он понял, что Гибсон-Гор не был знаком с Пандорой. Если бы он ее знал, то не стал бы уходить от прямого ответа, а его рассказ был бы более пространным. Хотя бы для того, чтобы удержать собеседника, в компании которого он мог вдоволь предаваться воспоминаниям невинной юности.
— Она приходилась мне дальней родственницей, — наконец произнес Гор.
Он поднес чашку к графину с жидкостью, по цвету напоминающей виски, вынул пробку и щедро плеснул из графина в чай, взболтал и отхлебнул.
— Мы с ней ни разу не встречались. И я даже не подозревал о существовании этого дома, пока не унаследовал его в шестьдесят третьем году. Но если бы в нем были спрятаны сокровища, за двадцать лет обитания здесь я обязательно их нашел бы. Однако тут нет ничего, кроме сырости. А в последнее время еще и грызуны завелись. Положим, с древесными жучками я пока справляюсь. Но все равно, какая это ужасная докука — дела домашние!
Ситон ничего не ответил. Он не считал дом в Лондоне обузой и, положа руку на сердце, не мог искренне сопереживать несчастному наследнику.
— Этих способностей у нее не было.
— Каких?
Гибсон-Гор подавился хрипловатым смешком курильщика, затем принялся нашаривать в карманах халата сигареты. Вынув пачку, он пояснил:
— Так и знал, что вы заинтересуетесь. К домашнему хозяйству.
