class="p1">– Хотите уничтожить вложения в собственный сад?
– Хочу помочь. В детстве прадед заставлял нас ковыряться в земле, так что навык имеется. Конечно, я уже ничего не помню из названий. Поручите мне грязную работу, фра Филчер, не пожалеете. Земля холодная, а у этого…
– … копытника.
– У этого копытника колючки.
– Просто не нужно хвататься за нижнюю часть листьев. Ладно, держите.
Эрик с забавным видом схватился за лопатку. Некоторое время я наблюдала за его усилиями, а потом сказала:
– Его звали Леон. Леон Теренс До Левер. Я была лучшей на курсе, бабушка хорошо меня подготовила. К учебе, но не к подлости. Он много говорил о том, какие у меня красивые глаза, как меня полюбит его родня, особенно узнав, кто моя бабуля. Он даже кольцо подарил. А потом нужно было решить, кто из нас пойдет на конкурс. Логично было предположить, что это должен быть глава семьи, нашей будущей семьи, – мужчина, сильный пол. Ведь на что способны маленькие хрупкие девушки? Уж точно не на звание лучшего зельевара. Я ему помогла: подсказала, заставила выучить каждый ответ на каждый возможный вопрос, за одну ночь собственноручно сварила дюжину декоктов на состязание. И он выиграл. А потом женился на дочери бургомистра.
Фо Амаль сосредоточенно сражался с кустом копытника, я видела, как крошечные тонкие колючки впиваются в его неприкрытое перчаткой запястье, но он почему-то их игнорировал.
– Я не слепая и не глухая. Я знаю, что вы с Райаном устроили из-за меня… конкурс, а Август вас подначивает, заставляет состязаться. Для вас это, может, и весело, но для меня… Я еще тогда решила, что больше никогда не стану объектом внимания мужчин, во мне… заинтересованных.
Эрик поднял на меня взгляд:
– Я никогда не участвовал в состязаниях за ваше сердце, Сола. Да, я дал слабину. Рай всегда был обаятельнее меня, и я подумал, что при всей серьезности его намерений, а они действительно серьезны, вы им увлечетесь. Им все увлекаются.
Я громко фыркнула. Мне было весело с Райаном Фо Амалем, но посчитать это сердечной привязанностью…
– Что ж, – сказала я, – значит, мне показалось… насчет вас. Я рада. Я не выскочка и не охотница за богатыми мужьями, за теми, кто выше меня по положению. Мнение Августа, разумеется, может идти к чертям. И обаяние вашего брата тоже. Кстати, оно весьма преувеличено.
– Я тоже рад, – серьезно произнес Фо Амаль, вставая, – что вы раскусили Райана. А в остальном… я уже сказал, что проявил слабость. Очень об этом сожалею.
– Вот как? – дрогнувшим голосом проговорила я. – Но это ведь в прошлом? Ваш враг явится, вы одержите победу, а я… уйду. Мы все забудем. Все встанет на свои места. Спасибо, что спасли меня от истощения. Бургомистр мне все рассказал. Я перед вами в долгу и надеюсь его вернуть.
– Вы меня не поняли, Сола, – Эрик улыбнулся. – Я сглупил, позволив своим чувствам таиться внутри, разрешив своему брату возыметь какие-то надежды на ваше расположение. Мне нужно было сразу же пресечь все его попытки вас обаять. Но я сомневался в ваших чувствах ко мне. Я подозревал, что у вас имелся печальный опыт и видел грусть за смехом и улыбкой. Вы отказали Раю, и теперь я питаю надежду… на сердечное расположение, которое, я уверен, зайдет дальше, чем просто…
– Звучит странно, – пробормотала я. – Как в книгах моей кузины Милдред. У нее там все знатные мужчины так витиевато выражаются. Как встретят бедную, но милую девицу, так и начинают… изливаться.
– Да? – Эрик почесал в затылке рукой в грязной перчатке. К его волосам прилипли комочки земли. – Тогда давай по-простому. Вот твой копытник. Выйдешь за меня?
– Ага, – растерянно сказала я.
Глава 18
Вот так оно и происходит. Живет юная незамужняя девица, горя не знает, а потом – бац! – и она уже невеста. И что нас заставляет говорить «да»? На что меняем мы свои покой и независимость? Загадка.
Мы с Эриком отплясывали так, что остальные танцоры разошлись по углам и только хлопали. А бургомистр забрался на стол и подбадривал нас с высоты. Снизу его придерживали за ноги два помощника, такие же хмельные и веселые.
В конце концов, Фрипс сверзился на пол и заснул под столом. И пропустил наш поцелуй в ответ на многократное «горько!». Беленхеймцы не особо различали традиции помолвки и бракосочетания. Их не смущало, что мы ни слова не проронили о взаимном признании. Гости «Морской розы» безошибочно угадали в нас пару. Может, мы разговаривали как-то по-особенному, может, слишком много спотыкались, не в силах оторвать друг от друга взгляд…
Когда мы вышли в промозглую сырую ночь, под нависшие над городом темные тучи без единого просвета, перед трактиром стояла самоходная коляска Райана. Эрик довольно хмыкнул:
– Братец извиняется и подлизывается. Простим его?
Мы запрыгнули на теплое кожаное сиденье, и я благословила любовь Амалей к телесному комфорту. Эрик попытался ускорить неспешное вращение колес, но экипаж недовольно дернулся.
– Нет так нет, – покладисто сказал маг. – На роль хозяина не претендую.
Он взял мои руки в свои и принялся греть их дыханием. Это было очень мило, учитывая, что я вполне могла поставить свою коронную горячую руну.
– Я тебе все о себе рассказала, – напомнила я. – А ты? Кто разбил тебе сердце?
– Откуда? – со вздохом спросил Эрик.
– Райан намекал. А еще Эмилия. Помнишь? Ты снимал комнату у ее отца, но ваше общение так и не переросло во что-то большее, твое сердце уже было кем-то занято. Да, ладно, признаюсь – я подслушала ваш вчерашний разговор с братом. Ты же знаешь, как относится ко мне особняк Амалей – все показывает и рассказывает. Мне нужно было прояснить ситуацию с Райаном и, когда представилась возможность, я поспешила ею воспользоваться. Не злишься?
– Чего вдруг? Это было в моих интересах. И как много ты услышала?
– Я знаю, что ты просил руки Клары. Клары…
– … Килберт, дочери профессора Килберта, моего злейшего врага. Но тогда я еще не знал, кто он на самом деле. Мо Арчибальд Килберт был любим коллегами и студентами. На своих лекциях он развеивал распространенные заблуждения и раскрывал суть сложнейших рун. В аудиториях, где он читал свой предмет, не хватало мест. Я был одним из его любимцев. Он часто приводил меня в качестве примера единства светлого и темного. А затем… затем его интерес к моей персоне сделался весьма странным, даже пугающим. Он приглашал меня к себе домой, поил чаем
