– Милорд, – оживилась Монгрейт, – вы сказали вчера, что у нас будет важный разговор. Я думаю, он действительно важен, не так ли? – с давлением спросила, нисколько не смутившись того, что я вложил в свой взгляд.
Легайн повернулась.
– Ты сказал, что будешь свободен, – она с новым интересом осмотрела меня и остановилась на дневнике, который я держал в руке. – Что за срочность, Анрид? Куда ты собрался?
– Простите, госпожа, но это касается только меня и господина Анрида Рузлокка, – вмешалась Монгрейт.
Единственное, чего я сейчас хотел, залепить эти губы чем-нибудь липким и надёжным.
– Какие у него могут быть дела в его собственном доме с помощницами? – раздражённо бросила через плечо Легайн.
– Секретной важности, о которых запрещено говорить с посторонними, – не полезла в карман за словом Монгрейт.
– А с чего вы взяли, что я посторонняя?
– Я взяла? Мне-то что? Есть закон о неразглашении, всего лишь.
– Есть закон, что вы меня оскорбляете.
– Интересно, каким образом? Тем, что госпожу задевают обычные условности?
– Хватит! – сам не ожидая от себя, оборвал эту дурацкую перепалку.
Легайн выпрямилась, а Монгрейт, хмыкнув, отвернула лицо.
– Госпожа Монгрейт, – обратился к Ламии, усмиряя в себе кипящий вулкан лишь от одного взгляда на неё, – я как раз хотел вам передать, что разговор переносится на обед. Пожалуйста, давайте поговорим немного позже.
Ламия расправила плечи, сомкнув наконец губы. Проклятье, почему я не могу оторвать от них взгляда? Тяжело вздохнув, повернул голову к фамильяру.
– Хиодхон, – я приподнял бровь, предоставляя возможность фамильяру вслушаться в интонацию моего голоса, – принеси моей гостье горячего чая, прояви уважение. И проводи Ламию.
Я произнёс её имя, позабыв о формальности. Да что такое со мной? Приди в себя!
Монгрейт, кажется, этого тоже не ожидала, но это хоть как-то повлияло на неё, и она пошевелилась. Но едва сделала шаг, как споткнулась о край ковра. Моё движение было быстрым, почти незаметным. Я поймал её за локоть, чуть придерживая, но столкновение заставило мои зрачки вмиг сузиться. Крылья носа жадно вздрогнули, вбирая её карамельный запах.
– Осторожнее, – произнёс я, поворачивая голову, случайно задевая губами нежную кожу её виска. Кровь хлынула по венам, разрушая стойкое самообладание. И это прикосновение… смешно убеждать себя в том, что я, касаясь её, ничего не чувствую.
Громкое фырканье Легайн заставило прийти в себя. Монгрейт отстранилась, наверное, больше от моего весьма странного, непонятного даже для меня самого поведения, и, бросив на меня немного растерянный взгляд, направилась к двери.
Мы остались с Легайн одни. Тяжело признаться себе, что я за эти два дня почти не вспоминал её имени и не произносил вслух, когда оставался один. Но всё же восстановится, встанет на свои места, когда я со всем разберусь? Я ведь почти получил её. Проклятье, я так долго этого ждал, и теперь она здесь, в моём кабинете, она пришла ко мне сама. Эти огненные волосы, которые хотелось пронизать пальцами, утонуть во взгляде зелёных глаз, что теперь кололи холодом. Сейчас она будто чужая и никогда мне не принадлежала. Нет, всё это глупая игра инстинктов, я знаю, что жажду её. Мой запретный плод, сводящий с ума.
Я сделал шаг к ней, но теплее не стало. Сделал следующий шаг. Посмотрел на Иветту сверху, проводя взглядом по знакомому овалу лица, вдыхая запах, и ничего не чувствовал. Вспышка гнева обожгла внутренности, я жёстко взял Легайн за подбородок, Иветта вздрогнула. На её лице непонимание, я видел, как она хочет прочитать мои мысли, пытается, но не может, не может понять, что я испытываю, никогда не могла угадать.
Я склонился и впился в её губы, не дав ей сделать глотка воздуха. Я сминал эти душистые и ещё холодные после улицы губы. Руки Легайн вцепились в мои плечи. Я пытался ощутить то, что вчера испытывал с Монгрейт, ощутить эту жажду и неуёмный пыл, сжигающий разум до пепла, но ничего не почувствовал. Это порождало ещё большую злость, заставляя жёстче целовать её.
– Анрид, – прошептала Иветта то ли в мольбе остановиться, то ли, напротив, не останавливаться.
Она потянулась ко мне всем телом, и в этот миг что-то щёлкнуло во мне, я отстранился. Легайн продолжала тянуться, но застыла, когда поняла, что не получает своего.
– Что-то не так? – протянула руку и снова коснулась подбородка, провела пальцами по губам. – Что это, Анрид?
Тяжело дыша, я взял её за запястье и убрал руку. Перед глазами Монгрейт, её смеющийся искренний взгляд, едва сдерживаемые эмоции, когда злится. Она живая, и за ней интересно наблюдать. Я слишком часто на неё смотрю, я почти не отрывал от неё взгляда всё это время, когда она появлялась в поле моего зрения. Я постоянно за ней наблюдал. Почему? Почему мне хочется подойти и коснуться её? Быть ближе, будто привязан к ней невидимыми путами? Здесь где-то ошибка. Я опустил взгляд и отвернулся, отходя от Легайн.
Я должен понять, когда это произошло. Устранить ошибку и вернуть всё по своим местам.
– Это… Кое с кем подрался.
Легайн нахмурилась.
– У тебя очень опасная работа Анрид.
– Ты волнуешься?
Взгляд Легайн блуждал по моему лицу. Она всё ещё сомневалась и осторожничала, и самое скверное, я не мог сейчас заставить её думать иначе. Слишком много нерешённых вопросов. Проклятье, это всё походило на оправдания, которые я искал.
– Конечно я волнуюсь, после смерти моего муж…, – Легайн запнулась.
– Не думай о плохом.
– Не могу не думать, я даже не знаю, что с тобой происходит, далеко от тебя. И ты не хочешь рассказывать мне ничего, хотя знаю ты всегда был скрытным и молчаливым, но сейчас же всё совсем… по-другому, да?
– Да, – согласился я, – сейчас всё иначе.
Говорил и не понимал собственных чувств, казалось, что Иветта распознает фальшь. Как объяснить, что сейчас не самое подходящее время для таких разговоров?
– Тебя ведь что-то беспокоит, да? Почему твоя помощница до сих пор в твоём доме?
Я вобрал в грудь воздуха, посмотрев в сторону.
– Только ответь честно, у вас что-то…
– Нет, – отрезал я чётко. – Она помогает мне… разобрать одно важное дело.
Я наклонился к Легайн ближе.
– Тебе не зачем беспокоится, она здесь временно.
Иветта выслушала, а потом вдруг потянулась ко мне, погладив шею, коснулась своими губами моих губ, оставляя горячий поцелуй.
– Я верю, – произнесла тихо. – Ты сейчас уезжаешь?
Я сжал дневник, который всё ещё сжимал в руке. Стоит ли его проверять, ставить под сомнение всё, всё к чему я так долго шёл. А что если, Хиодхон окажется прав, что тогда?
