Остановиться не успел – с перекрестка прямо перед нами выскочил серый универсал. Сейчас он ехал без света, а сквозь лобовое стекло я увидел характерный зеленоватый отблеск на лице водителя – рулил тот с активным прибором ночного видения.
Времени на раздумья не было, так что я действовал без лишнего ума и сообразительности – не только не сбавил скорость, а еще и вжал до упора педаль газа, направляя пинцгауэр в хромированную радиаторную решетку. Вдруг понял, что все это время я еще и орал Дэвиду начинать стрелять. А он действительно взял и начал, причем почти сразу – прямо через лобовое стекло, уперев приклад в сиденье.
Я видел как-то, что американцы таким образом маленьких детей стрелять учат – если не хватает силы удерживать оружие при выстреле, прислониться спиной к дереву и использовать его как упор для приклада, держа ружье под мышкой. Может и Дэвида такому учили; а может не учили и он после моих криков просто сориентировался по-быстрому.
Главное, что водитель универсала под звуком бьющих в машину пуль замешкался, и не успел уйти с линии карающего пинцгауэра – грубый швеллер бампера уже встретился с красивой радиаторной решеткой. Дэвид при этом, с возмущенным воплем, налетел на приборную панель. Не очень удачно – ударился головой в разбитое пулями стекло, выбивая его окончательно. При этом он бровь рассадил, похоже – на вылетевшем лобовом аж клякса осталась.
Сам я в момент удара крепко держался за руль. Об руль и приложился, потеряв и пока не находя дыхание. Но способность двигаться не утратил – вывалился кулем на улицу, упав левым плечом на асфальт, и принялся сразу стрелять по видимым мне передней и задней двери универсала.
Патроны кончились удивительно быстро. Замена магазина – причем этот уже последний. Я по-прежнему лежал плечом на асфальте, и увидел, как из машины с другой стороны кто-то выскочил. Очередь по ногам, пронзительный крик: выскочивший из машины человек упал, держась за раздробленную пулями щиколотку.
Еще короткая очередь, крики стихли. Я же, отпустив лязгнувший по асфальту машинпистоле, достал пистолет и на четвереньках, широко открывая рот – все еще в попытках поймать пропавшее дыхание, подполз к подбитой только что машине. Поднялся на одно колено (больно, по асфальту прямо ссадиной о которой забыл) и не целясь, подняв пистолет над головой, выпустил все пули в салон не глядя. Сначала в сторону передних сидений, потом назад, в пассажиров – если они там еще живые были.
Проблема с патронами – их теперь почти нет. Два неполных магазина к машинпистоле, один к пистолету, едва тридцать всего не наберется. Слезы.
Проблема со временем. Нужно решить – или забирать трофейное оружие, или сразу валить отсюда. При этом мне определенно нужен водитель универсала – пусть он уже и не живой. Кажется мне, что простые ребята с приборами ночного видения за людьми, а тем более за советскими журналистами, не охотятся.
Дэвид, кстати, уже находился на улице и наготове. И был в порядке, о чем меня и оповестил возгласом: «I'm OK! I'm OK!».
Насчет «Окей!» я бы поспорил – лицо все в крови, из разбитой брови щедро заливает, даже футболка на груди мокрая; но омерзительно-белоснежная улыбка по-прежнему на месте, словно приклеенная. Бесит меня этот сраный ковбой, смотреть на него не могу, аж скулы как от лимона сводит.
Пока Дэвид контролировал обстановку, я распахнул водительскую дверь универсала. Внутри – месиво, хорошо пострелял. Схватил за воротник и выволок труп водителя, потащил его в пинцгауэр. Обратил внимание что не ошибся – на голове, на широких резинках крепления, прицел ночного видения. Уже не рабочий – ни голова ни уцелела, ни прицел. Сам наш преследователь был чернокожий мужчина, лет тридцати – и совсем не рядовой уличный гангстер на вид, если смотреть на сохранившуюся часть лица. Серьезный парень, если конечно отбросить то, что мертвый.
Когда серьезный мертвый парень оказался в пинцгауэре, я бросил туда еще найденный в салоне универсала клон АК с парой магазинов, и мы с Дэвидом запрыгнули в машину. Я порулил просто вперед, но почти сразу мы выехали к набережной реки. Закрывающий марлевым тампоном разбитую бровь Дэвид сразу прокричал что-то невнятно, но с интонацией как Архимед кричал: «Эврика», и уже уверенно показал направление к советскому представительству.
Проехав полкилометра по набережной, мы повернули и снова углубились в городские кварталы. Теперь только дома здесь были по большей части двухэтажные, причем встречалось немало деревянных. Центр города, надо же, а выглядит как улочка провинциального курорта.
Проскочив мимо зеленого сквера, с одной стороны которого располагались два пятиэтажных офисных здания из стекла и бетона, подъехали наконец к воротам советского торгового представительства. Располагалось оно не в одном, а сразу в целом комплексе из нескольких двухэтажных зданий, огороженных высоким забором. Ворота были закрыты, и подъехав почти вплотную, я посигналил. Потом еще раз посигналил.
– Свои, открывайте! – высунувшись из окна, на русском крикнул я громко.
– Свои в такое время дома сидят, – почти сразу послышалось откуда-то из-за ворот.
– Мой адрес не дом и не улица, мой адрес Советский Союз! – крикнул я в ответ машинально. – Открывайте, у меня важная информация для товарища Петрова!
Последовала некоторая пауза, использованная явно для переговоров.
– Как заезжаешь, сразу останавливаешься, выходишь из машины. Руки на виду, оружие не трогаешь.
– Сэр, есть сэр!
Автоматические ворота пришли в движение, почти бесшумно отползая в сторону. Едва заехали на территорию, как я сразу остановился. Держа руки на виду, как и было сказано, вышел из машины. Дэвид, толкнув свою дверь локтем, и по-прежнему прижимая ко лбу окровавленный марлевый тампон, тоже спрыгнул на брусчатку двора. Его СКС остался в салоне, а вот у меня машинпистоле так и болтался на груди, на таком удобном ремне.
К нам уже подошел сотрудник охраны. Усатый, причем хорошие такие усы, густые; белая рубашка, на которой чужеродно смотрелись бронежилет и разгрузка с магазинами. Оружие усатый держал наготове – надо же, «Вал», автомат специальный, кучеряво живем. Серьезный дядька – простым охранникам такое не дают, в Союзе с бесшумным оружием крайне строго.
– Кто такие? – спросил усатый охранитель представительства.
– Я Максим Царев, турист из Петрограда. Это Дэвид Мэйсон-младший, сын Дэвида Мэйсона, окружного прокурора штата Миссури. В машине двое убитых – похоже наши, журналисты, подобрали по дороге. Но не уверен, документы не смотрели.
– Чего так? – поинтересовался усатый.
– Стреляли, – пожал я плечами.
