class="p1">Один из «масок» узнал меня. Он забирал меня у СОБРа после задержания.
— Да, я…
— Не забрали тебя командиры твои?
— Нет.
— Давай, удачи, — сказал спецназовец, собрал какие-то шампуни, флаконы, то, что отшмонали у зеков, и кинул мне в сумку.
— Благодарю.
Я не успел загнать зимние вещи, не хотел с ними таскаться по этапу, поэтому ждал воронок в спортивном костюме и тёплой жилетке. Очень замёрз. Давида и ещё кого-то из братвы тоже свозили. Стоим общаемся. Открылись ворота, и приехал воронок, на нём пришёл новый этап. Идут молча. Всё-таки комиссия из прокуратуры немного охладила местных палачей, и новый этап не бьют, но они напуганы историями о нас и идут молча. Узнаю несколько знакомых лиц…
Стоим уже шесть часов, ужасно замёрз. Начали грузить. Наконец-то! Я пропетлял!! Не победил, но остался цел!! Ура-а!! Аллилуйя!!
Что-то меня не зовут… Один остался.
— Татарский!
Бегу через коридор «масок». Не надо заставлять меня бежать! Я с радостью это делаю от холода и осознания того, я уеду с этой ебаной командировки!!
Подбегаю к воронку. Опер с управы смотрит в список и вычёркивает мою фамилию.
— Ты остаёшься тут.
…Охуевать я уже устал, но на этот раз у них опять получилось меня удивить.
Меня ведут на барак.
Там очень холодно, я не могу согреться…
На бараке всего три человека: Добрый, завхоз Рыба и Стас, один из двух уцелевших с первого этапа. Толика распределили на другой отряд.
Стас рассказывает, как принимали их этап. По сравнению с нами это была какая-то жесть. Их забивали, даже когда они брали тряпки, стригли волосы клочками, не давали пить, выливали грязную воду на голову. У Стаса опухоль в желудке, да такая, что внешне заметна. Его били прямо по ней, его рвало, а девушка из спецчасти стояла с папкой и равнодушно повторяла: «Фамилия, имя, отчество, статья, срок…», в то время как его продолжали бить. Стас дал денег, чтобы его оставили в покое. Договорился он и за ещё одного зека, Сашу, который крепился и не брал тряпку. Но мусора обманули Стаса и продолжали бить Сашу. Пытки продолжались 11 дней, но тот крепанулся и всё вывез.
— Я молиться думал, когда бить начали, но Калаш этот как глянул, что я молитвы все забыл… Антихрист натуральный! — рассказывал Рыба. Он приехал с 32-й мужиком, тоже с тем этапом…
Пришли зеки с промки, стало шумно. Каждый рассказывает свою историю, как его били и пытали.
На этой «оптимистической» ноте заканчивается тяжёлый день…
У дочки сегодня день рождения был… Помню, как принесли мне её после родов, она кричала… Я засыпаю…
* * *
25 декабря 2015 г.
Нас разбудили на подъём. Давно я не вставал так рано — в шесть утра. На улице темень, фонари у бараков, ветер. Называют фамилию, глядя на карточку:
— Татарский!
— Тут.
Иду в барак. Когда мусора уйдут, можно будет ещё полежать. Нас предупредили, что если увидят нас в спальном помещении, то напишут рапорт — по режиму это не положено. Ходим сонные, а контролёры что-то уходить не собираются.
Рыба прибежал с перепуганными глазами.
— Меня на штаб тянут! У нас кто-то побег готовил!
Контролёры дежурили на первом этаже и светили фонариками. Вскоре к нам на барак пришло огромное количество сотрудников лагеря, они сказали выйти нам в локалку, а сами устроили шмон. Все контролёры в лагере подчиняются начальнику режима, он тоже лично пришёл на шмон. Я увидел, как откуда-то с первого этажа он вынес белые мешки, лопату и армейский свитер, все они были испачканы глиной. Он подошёл к нам, потряс этим свитером и сказал:
— Вы понимаете, что это пиздец? Вас теперь постоянно будут переворачивать. У вас никакого «запрета» теперь никогда не будет. Кто у вас смотрящий?
Начальника режима звали Олег Самолюк, я знал его (хорошо, что не он меня) по 57-й колонии, где он был начальником оперчасти (Кумом). Он был жёсткий и конфликтный человек. Постоянно пытался проводить какую-то свою независимую политику в обход руководства колонии. Перед самой войной он сильно избил одного «козла» с нашего отряда. «Козёл» пофоткал себя на телефон и отправил эти фотографии знакомой правозащитнице. Из самого Киева из Главного Управления приехала комиссия. Пара «козлов», тоже пострадавших от рук Самолюка, также пожаловались на произвол. Самолюка хотели уволить, но за огромные бабки он решил вопрос, правда, его понизили в звании, был майором — стал капитаном. Эти события остановили его произвол. Но дальше с ним произошло то, что он будет вспоминать как самые страшные события в его жизни. Когда в двадцатых числах августа 2014 года ополченцы освободили первую партию зеков, то они забрали Самолюка на подвал. Что такое горловский подвал, может представить только тот, кто там был. Самолюк провёл в подвале 55 дней, единственное, что его отличало от остальных сидельцев, это наличие небольшой картонки, которую он подкладывал под жопу, чтобы было не так холодно сидеть на бетоне. Конечно, на подвале сидело немало бывших зеков, один из которых мне и рассказал всю эту историю. Люди наши не кровожадные, поэтому никто из них не бил Самолюка. Там он представлял собой настолько жалкое зрелище, что даже рука не поднималась. Он постоянно просил прощения у всех и говорил о том, как раньше он был не прав, не считая зеков за людей. «… А теперь вот сам стал зеком и страдаю», — говорил Самолюк.
Много уроков преподнёс 2014 год разным людям, все ли сделали выводы? Я видел по Самолюку, что он сделал, это было понятно по тому, что он не участвовал в пытках.
— Олег Владимирович, а у нас нет смотрящего, — начал я.
— Как это нет?
— Ну, ваши же опера эксперименты проводят, не хотят, чтоб на бараке братва была.
— Что за херня? Был бы смотрящий — не было б такой хуйни, — удивился Самолюк.
— Так что хоть случилось?? Мы ничего не поймём.
— А случилось то, что кто-то из вас рыл подкоп.
— Подкоп? Владимирович, да мы только вчера после распределения на барак поднялись. Какой же подкоп мы могли сделать? — удивился я.
— Ну, тебе переживать нечего, ты туда не пролезешь… Тоннель вырыли, свет провели.
Слушая это, мы охуели. Было понятно, что день предстоит тяжёлый. Донеслась новость, что арестован наш завхоз карантина Дима и ночной дневальный, который числился у нас на бараке. Ночной дневальный летом 2014 года первой партией сбежал из 28-й колонии, где-то был в ополчении, и его тоже вернули. Я видел его всего лишь один раз.
