class="p1">— Давай я тебе наберу, ладно? — говорит Артем, проводив сестру до двери, и возвращается в комнату с широкой улыбкой. — Доброе утро!
— Да уж… доброе.
Просто замечательное утро.
Глава 12
Лиза
— Доброе утро! — улыбается Савельев, раскрыв руки, после того как выпроводил сестру из квартиры.
— Да уж… доброе.
Доброго в этом утре практически ничего. Потому что, во‑первых, я не собиралась оставаться на ночь, что уж там, я и сексом заниматься с Савельевым не собиралась! Во-вторых, нас, голых и спящих, застукала сестра Артема, что тоже никак не вписывается в понятие «доброго» утра, и, в‑третьих, мы проспали пары, а на телефоне уже семнадцать пропущенных от мамы, восемь от Лиски и еще столько же сообщений от нее же.
По содержимому СМС понимаю, что перед мамой меня отмазали и в ее глазах я сейчас примерная дочь, сидящая на парах, а телефон у меня просто разрядился, когда я вчера, ночуя у Лиски, уснула и забыла поставить его на зарядку.
В целом мама нормально относится, если я где-то долго гуляю, не контролирует и не проверяет, правду ли говорю, но предпочитает знать, где ее дочь, чтобы банально не волноваться.
А твоя дочь, мам, весь вечер была с хоккеистом, который ее бесит, не волнуйся, все хорошо.
Отправляю Лиске сердечки, чтобы выразить благодарность и сообщить, что я жива. Потому что у нее паника по поводу того где я есть, уже чуть ли не сильнее, чем у мамы. Лиска спрашивает в СМС, где меня носит, но я пока не готова отвечать, потому что все время, что я сижу в телефоне, на подушке рядом уже снова сопит Артем, закинув мне на грудь руку. Устроился, молодец какой.
— Савельев, вставай, — рычу и пихаю его в бок. Только что выгонял из квартиры сестру и стоял, улыбаясь, а теперь спит. Ну что за человек? — Артем, вставай, блин, мы на пары опоздали!
— Гаврюш, мы уже опоздали, лежи, пожалуйста, — говорит он, не открывая глаз, и одной рукой сгребает меня в охапку, прижимая к себе спиной.
Точно как во время секса…
Господи! Если от каждого воспоминания внутри меня будут вспыхивать искорки возбуждения, то я буду получать оргазм не то что без проникновения, без прикосновения! Это какое-то издевательство: я на секунду вспомнила, что он творил со мной вчера вечером, а сердце уже пустилось в такой дикий пляс, что даже руки задрожали.
— Гаврилова, ты очень громко дышишь, — рычит Савельев, прижимая меня еще крепче к себе, хотя крепче-то уже и некуда!
Лежу голая, вообще-то, впритык к такому же голому Артему — выгонять сестру он бегал, завернувшись в одно из одеял, — и пытаюсь понять, как вообще докатилась до происходящего. Как все вышло? Я же его терпеть не могла. Не могу. Не могла. Не важно! Савельев меня всегда бесил, как так вышло, что я прониклась какими-то чувствами и пришла к нему предложить помощь, а в итоге предложила себя?
Интересно, уже могу считаться легкодоступной девицей? Думаю, нет. Секса у меня очень давно не было, да и с Артемом мы, слава богу, не вчера познакомились. Да и на самом деле Савельев такой сексуальный козлина, что устоять было почти нереально.
Ладно. Пора выбираться из-под этой длинной тушки, собираться и валить поскорее, потому что утренние обнимашки меня даже немного смущают. Потрахались — разбежались. Всем спасибо, все свободны.
— Выпусти меня, блин! — Он такой огромный и тяжелый, что вылезти самостоятельно у меня не получается. А он реально спит! Причем спокойно, посапывая где-то у меня над головой, как будто так и надо. — Савельев, мне домой надо.
— Тебе не надо домой, ты как будто бы на парах.
И… Блин! Я же и правда как будто на парах. Приду раньше, мама увидит — а у нее сегодня выходной, как назло, — начнутся вопросы. Кому оно надо? Мне не надо.
— Значит, я пойду куда-нибудь, не у тебя же мне оставаться, в конце концов!
— Почему? — Савельев удивляется так искренне, что я даже сама зависаю на секунду, реально думая, а почему же?
— Савельев, не тупи, пожалуйста, просто выпусти меня, и все.
Почему… Да потому, что это что вообще такое? Лежим, прижимаемся друг к другу, как будто это все что-то значит. А оно не значит! И значить не должно. Переходить какие-то грани (как будто мы их не все еще перешли) нельзя. Секс сексом, а бесить меня Савельев не переставал.
Он ослабляет хватку, и я кое-как пытаюсь выкарабкаться из-под него, но вдруг меня прижимают руками к постели, укладывая на живот, и… Боже.
— Думать головой надо, Гаврилова, когда без трусов передо мной так задницу оттопыриваешь, — шепчет он на ухо, и я снова чувствую этих идиотских бабочек в животе.
Да чтоб тебя!
— Я не виновата, что ты вчера их выкинул черт знает куда, а потом мы уснули! — Я пытаюсь держать себя в руках, чтобы не выдать дрожь в голосе, но, кажется, Артем меня насквозь видит, потому что его усмешка звучит как абсолютное издевательство.
— Гав-ри-ло-ва… — шепчет он по слогам, упираясь губами мне в затылок, и проводит кончиками пальцев по спине, вызывая такие дикие мурашки, что я в ту же секунду расслабляюсь, не понимая, что вокруг нас происходит и есть ли вообще мир за пределами этой постели. — Я снова хочу тебя.
Твою ж…
Это незаконно. Делать это со мной, говорить так, смущать меня, в конце концов. Незаконно. Я подам в суд за чрезмерную сексуальность, доводящую до греха!
— Монетку бросать будем? — Он снова шепчет, и я понимаю, что дает мне время подумать. И если откажусь, то наверняка отпустит.
Это подкупает слишком сильно, так делать нельзя. Он не набрасывается на меня маньяком, он на самом деле дает право выбора, что в наше время удивительная редкость, особенно среди студентов, особенно среди таких, как Артем. Обычно бабники вроде него тащат девчонок в постель, не спрашивая согласия, не допуская, что девушка в какой-то момент по какой-либо причине может передумать.
А Артем спрашивает. Более того, он сначала откровенно говорит о своих желаниях и уже потом дает выбор, оставаться или уходить.
И если он такой обходительный в этом смысле со всеми, то в целом я понимаю ажиотаж девчонок вокруг него.
Потому что ты не чувствуешь себя использованной. Хорошенько оттраханной — да. Но точно не использованной. А если учитывать то, сколько времени он уделяет, чтобы удовлетворить партнера…
У меня не остается другого ответа на его вопрос. Потому что плевать мне на мораль, если
