Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 47
на меня, что я хотела бежать, но остановилась: подумают, что я что-нибудь украла; ну да и раз пришла, нужно доводить до конца. Стала просить святого Николая, чтобы он надоумил меня, что нужно спросить у этого человека. Нельзя же сказать, что пришла смотреть на него. Решила спросить о посте и молитве. Это меня интересовало в то время и, по-моему, было самое подходящее для разговора с такого рода людьми. Кто-то входил, предлагал мне сесть, но я продолжала молиться святому Николаю, трясясь, как в лихорадке. А святитель был чудный, в белой рамке, какого я еще никогда не видела. Наконец меня повели к батюшке. Я отворила дверь и со страхом и трепетом переступила порог комнаты священника маросейской церкви — отца Алексия Мечева.
Батюшка лежал, облокотясь на локоть, весь в белом, и в упор смотрел на меня. Казалось, что он все время смотрел на меня, пока я шла к нему из той комнаты. Лицо его было как солнце, и весь он был в сиянии. Передо мной лежал святой с иконы и какая-то невидимая сила заставила меня пасть ниц к его ногам.
Первый раз в жизни я поклонилась так духовному отцу моему, прося дать мне благодать Святого Духа, а второй раз этому совершенно чужому для меня священнику.
Ласково и каким-то очень глубоким голосом батюшка сказал:
— Встаньте и садитесь.
Я встала и с ужасом посмотрела на него, но передо мной был снова очень добрый, но самый обыкновенный священник.
Батюшка прочитал записку и сделал ударение на слове одинокая. Оправившись, я сразу выпалила:
— Я теперь вовсе не одинокая, отец Алексий, у меня много друзей.
Мне казалось, что чувствовать себя одинокой стыдно, и я боялась, как бы батюшка не вздумал мне помогать.
— Кто же ваши друзья?
— Духовный отец, его жена и еще одна соседка.
— Кто же ваш духовный отец?
— Отец Константин.
При этом имени батюшка весь как-то вздрогнул, лицо его сделалось радостным таким, и он с необычайной живостью начал говорить.
— Очень, очень рад, я знаю его, это замечательный священник. Мы с ним в одной гимназии преподавали.
И он стал расспрашивать все подробности жизни отца Константина и его семьи:
— Очень кланяйтесь ему и скажите, чтобы непременно пришел. Что это он никогда не приходит? Совсем забыл меня. Я очень, очень рад за вас, что вы к нему попали.
Выходило точно, что кто-то по счастливой случайности меня как бы вручал отцу Константину, а я считала, что я сама пришла и вовсе не обязана ему ничем и что мы познакомились к обоюдному удовольствию.
Батюшка опять посмотрел на записку и спросил, какое у меня было горе.
— Я потеряла единственного сына, отец Алексий, это была часть моей души. Но потом отняли у нас все, но это не важно.
Батюшка начал меня утешать обычными до водами. Я подумала: «Ты говоришь обычные вещи, которые и все говорят. Не то мне от тебя нужно».
Батюшка очень остро посмотрел мне в глаза.
— В будущую жизнь веришь?
— Верю.
— Тебе кто-нибудь велел верить или сама?
Я вспыхнула от внутренней гордости: кто мне мог велеть верить?
— Сама. Кто же еще? Я такие сны видела, но их не стоит рассказывать.
— Как кто еще? Отец твой духовный.
Это было совсем дико. Не было ведь человека на земле, кто мог бы мне велеть что-нибудь сделать. Я уже была взрослая. С недоумением посмотрела я на батюшку, он же просто смотрел на меня. Казалось, он о чем-то думал и к чему-то прислушивался.
— Ваш сын был замечательный ребенок и горе ваше большое. Но поймите, что на то была воля Божия. Он не должен был жить. Вам было бы трудно с ним. Кругом него много народа разного было. Сложные отношения между ва ми всеми были. Вы не могли бы его хорошо воспитать.
И батюшка в ярких красках описал всю нашу внутреннюю семейную жизнь. Он говорил то, чего не знали даже близкие.
— А теперь ему хорошо, — он Ангел у Господа. Ведь вы знаете: дети — Ангелы у Господа.
И батюшка начал рисовать в таких чудных и светлых красках райское состояние детских душ. Он говорил о свете, о мире, о вечной радости, которая царит окрест Господа. Голос его был какой-то бархатный, мягкий, точно он молитву читал и весь как бы тянулся к этому небу, которое он так хорошо знал. Батюшкины глаза из светло-голубых сделались совсем темными, глубокими; казалось, он насквозь видит тебя.
— Вспомните, какой вы были тогда, что вы чувствовали и думали.
И он начал мне говорить все, что я чувствовала, мыслила, переживала в последние дни жизни сына и при его кончине. Он говорил мне то, что знали только я и Бог. Я не сводила глаз с батюшки и каждое его слово молотом ударяло мне в душу. Я чувствовала, что кресло и пол уходят из-под меня, я не смела дышать.
— Не скорбеть, а молиться надо за упокой его души, а он за вас там молится, — закончил батюшка свои слова.
Вид его стал обыкновенным и я опять пришла в себя.
— Зачем я вам нужен? — спросил он, помолчав немного, деловым тоном.
Я мигом сообразила и сказала:
— Расскажите, отец Алексий, о посте и молитве. У меня ничего не выходит.
В тоне была просьба, я начинала чувствовать силу отца Алексия.
— Вот с чем пришла сюда, — удивленно проговорил он. — Ваш муж?
— Доктор.
— Чем занимаетесь?
— Так, кое-что дома делаю, еще прислуга есть.
— Живете одни?
— Да, еще только одна старушка, старинный друг мужа. Муж хочет, чтобы я дома сидела, а дома делать нечего (с жалобой)…
Батюшка начал приводить мне примеры из своей практики, когда люди, желая жить духовной жизнью, стремились уйти из той обстановки, в которую Господь поставил их. Дело не во внешней жизни, а в душевном устроении человека, который должен ставить на первое место любовь к ближнему. Во имя этой любви он должен перестраивать свое внутреннее «я», дабы во всем облегчить жизнь этому самому ближнему. А ближними являются, во-первых, семейные, а потом вообще все те, с которыми приходится совместно жить.
Вот что помню из этих примеров. Приходит раз к батюшке одна особа в слезах и говорит:
— Отец всю жизнь был нашим горем. Мы никогда от него поддержки никакой не видали. Мать все вынесла на своих плечах. Наконец он куда-то исчезает. Без него стало гораздо покойнее и лучше жить. Мать часто ходила в церковь, ездила за советами к отцу
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 47
