Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
Алтунину пришлось вновь задать уточняющий вопрос:
— А причём здесь ценные бумаги фонда?
Микамэ уже спокойным тоном разъяснил:
— У нас в Японии наличность можно получить только под залог имущества или ценных бумаг. По этой причине средства из фонда сначала надо перевести в ценные бумаги. И только затем ростовщики могут ссудить под их залог наличные. Напрямую из фонда живые деньги иным путём не получишь.
До моего отстранения от кассовых операций я занимался тем, что по указаниям начальников закупал на средства фонда государственные ценные бумаги. Затем обналичивал их через ростовщиков в городе Кобе.
— А зачем генералам наличность в таких больших объёмах?
— Видите ли, Алтунин-сан, все наши доблестные военачальники хотят стать политиками. А для избирательной кампании нужны деньги, в том числе на содержание политических партий. Генерал Танака в этом смысле не исключение. Он возглавляет партию Сэйюкай. Думаю, что и золото Розанова они использовали в этих же целях. Тем более что именно после его прибытия в Японию Секретный фонд существенно пополнился.
Алтунин подумал, что его визави многого не договаривает. Он знает о Розанове значительно больше, чем говорит. Но сейчас это не столь важно. Он и так уже многое прояснил.
— Но что вы, Микамэ-сан, планируете предпринять для того, чтобы остановить это преступление? — обратился разведчик с вопросом к своему новому знакомому.
— Я много думал над этой проблемой, советовался с Томба-сан. И с некоторыми офицерами из нашего военного ведомства, которым также не по душе этот криминальный сговор. Однако пока решения не принял. А что посоветуете вы, Алтунин-сан?
Поручик откровенно признался:
— Сейчас я вряд ли способен дать какую-либо рекомендацию. Не знаю. Но, наверное, инициировать публикацию в прессе сведений по данному происшествию нерезонно. Генералы могут обвинить вас в разглашении военных секретов.
Может, следует обратиться в прокуратуру? Но в этом случае желательно, чтобы обращение попало в руки порядочного прокурора, который не испугается давления со стороны высокопоставленных военных, — размышляя, всё же порекомендовал Алтунин.
Японец благодарно посмотрел на русского офицера и произнёс:
— Спасибо за дружеский и искренний совет. Томба-сан также предлагал мне пойти этим путём. В Токийской окружной прокуратуре у него есть надёжный товарищ — Мотои Исида. Они вместе учились в Токийском императорском университете, хотя и на разных факультетах. Исида, к тому же, и наш с Томба-сан земляк из префектуры Мияги. Наверное, он мог бы непредвзято расследовать это дело. В таком случае ваше постановление об уголовном преследовании генерала Розанова существенно помогло бы и этому следствию.
Но есть и другой вариант, — выдвинул своё предложение Микамэ. — Вероятно, следует попробовать подключить к этому разбирательству политических конкурентов генерала Танаки. Они более всех заинтересованы в прояснении источников финансирования избирательной кампании генерала. Сейчас я занимаюсь изучением этой возможности. По результатам готов вновь посоветоваться с вами, Алтунин-сан, — заключил японец.
Оставшись взаимно удовлетворёнными новым знакомством и разговором, а также договорившись о дате очередной встречи, собеседники на этом распрощались.
Возвращаясь в посольство, поручик размышлял о своём таинственном знакомце.
«Несомненно, это честный и откровенный человек. Немного он даже наивен. С таким хорошо дружить, на таких людей можно положиться. Сколько японцев я ни встречал, — вспоминал Алтунин, — большинство из них умеют быть товарищами. Ни при каких обстоятельствах не предадут дружбы.
Если японец друг — это надолго, фактически навсегда. Ради сохранения таких отношений они готовы на многое, всегда помнят свой дружеский долг. Для них ценность дружбы иногда даже сильнее и выше, чем обязательства по службе…
Наверное, единственная сфера, о которой японец не будет говорить даже с другом, — это его семья, жена и дети.
В частности, в Японии не принято приглашать товарища в свой дом. А уж если такое произошло — то это вершина доверия к другу. Но всё-таки здесь считается за правило все дружеские встречи с приятелями и сослуживцами проводить на нейтральной территории, в ресторанах или кафе.
В отношении иностранцев это качество у японцев проявляется с особенной яркостью. При этом надо учитывать особенность японского восприятия мира: истина открывается не столько уму, тем более рассудку, сколько искреннему сердцу, развитому чувству.
Если сумеешь проникнуть в истинную глубину японской души, — поймал себя на этой мысли поручик, — то обнаружишь там немало женственного, слабого. Мужественность и значительность, общаясь с другими, японцы нарочно напускают на себя — это своеобразная самозащита.
В отличие от индийского или китайского буддизма, японский предполагает не столько отречение от чувства, сколько его полноту, истинность сердца. Хотя внешне жители Страны восходящего солнца неэмоциональны и умеют контролировать свои чувства, в глубине души они способны на сильные переживания. Недаром многие высказывания у них идут как бы от сердца. Есть даже устойчивое японское выражение «кокоро кара…», с которого начинаются разнообразные фразы и языковые конструкции. Оно буквально так и переводится — от души, от сердца…
Коварность японцев — чистый вымысел и газетный штамп. Просто они привыкли задумываться над всеми своими поступками. Прежде всего потому, что слишком уж велика цена, которую приходится платить за ошибки во взаимоотношениях с окружающими, тем более с иностранцами.
Японец нигде не может постоянно проживать, кроме как в Японии. Может быть, это специфика островитян, которые изолированы от континента, редко встречаются с представителями других народов, и потому знакомство с ними рассматривается японцами как некая жизненная удача? — спрашивал себя поручик. — Хотя англичане тоже жители островов, но всем известен британский снобизм и мания «особенности». К дружбе там относятся по-деловому, как говорится, могут уйти по-английски, не попрощавшись…
А может быть, всё дело в своеобразном понимании японцами стыда? — вновь задумался Алтунин. — Особенно в случаях, когда они по какой-либо причине вынуждены получать, в том числе от друзей, постоянную помощь.
Ведь японцев с детских пор обучают вести самостоятельный образ жизни и рассчитывать только на собственные возможности. Если надо, то и экономить на всём. Даже урезать расходы на питание. По этой причине они считают необходимым постоянно доказывать свою состоятельность. А поражения и недостатки воспринимаются ими крайне болезненно. Нам, европейцам, зачастую странно, почему японец готов расстаться с жизнью, лишь бы не ощутить стыда и позора.
Наверное, — размышлял поручик, — здесь присутствует некое вывернутое наизнанку сознание общественного долга. Может быть, под воздействием конфуцианства. В частности его учения о том, что человека не должна излишне волновать собственная судьба. В большей степени он призван посвятить себя решению проблем семьи, клана, общества и государства. А личные инстинкты и желания обязательно нужно контролировать.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
