Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 85
Луи-Якоб-Теодор ван Геккерн де Беверваард (17921884) — голландский дипломат. Получил звание барона Первой французской империи в 1813 году. Приемный отец Жоржа Дантеса. В течение 15 лет был голландским посланником в России, позже свыше 30 лет — в Вене.
Набросок П. Соколова «Конец дуэли»
Буква и дух
Приговор был максимально суровым: «…Поручика барона Геккерена… повесить, каковому наказанию подлежал бы и подсудимый камергер Пушкин, но как он уже умер, то суждение его за смертью прекратить, а подсудимого подполковника Данзаса… по долгу верноподданного не исполнившего своей обязанности (донести о готовящемся поединке. — А.К.)… повесить».
Несомненно, военные судьи сами не верили в то, что их приговор будет приведен в исполнение. Как уже указывалось выше, суровой букве закона противоречила сложившаяся практика: насколько можно судить, российская история не знает ни одного случая казни за дуэль! За дуэль переводили из гвардии в армию или с перспективного места службы — на Кавказ или в глухой гарнизон, могли отправить в отставку «с мундиром» или без, выслать в собственное имение под надзор, посадить на несколько месяцев под арест; в случае гибели одного из участников дуэли второго могли разжаловать в солдаты с перспективой довольно быстрого восстановления в чине. Но казнить — не казнили. Предполагать, что в данном случае будет создан прецедент, у судей не было ни малейших оснований.
По существующему порядку после приговора до утверждения его императором свое мнение должны были высказать начальники подсудимого. Командир Кавалергардского полка генерал-майор Гринвальд предложил, учитывая молодые лета Дантеса и то, что он вступился за честь приемного отца, «лишив. всех прав российского дворянина, разжаловать в рядовые с определением в дальние гарнизоны на службу», а Данзаса, «принимая во уважение долговременную и беспорочную сего штаб-офицера службу, бытность его в походах и полученную во время сражения против турок пулею рану, не лишая его дворянства, по лишению его орденов и золотой полусабли с надписью «За храбрость» разжаловать в рядовые впредь до выслуги с определением в армейские полки».
Следующий начальник, командир 1-й кирасирской бригады, куда входили Кавалергардский и Конногвардейский полки, генерал-майор Мейендорф, предложил Дантеса, «лишив… чинов и дворянства, разжаловать в рядовые без выслуги и потом определить в Отдельный Кавказский корпус»; Данзаса же предлагалось наказать шестимесячным заключением в крепости. Его непосредственный начальник, командир Гвардейской кирасирской дивизии генерал-адъютант Апраксин высказался за еще более мягкий приговор: Дантеса лишить дворянства и разжаловать в рядовые, но с правом выслуги, а Данзаса отправить в крепость на четыре месяца. Стоящий над ним командир Гвардейского Кавалерийского корпуса генерал-лейтенант Кнорринг поддерживает это мнение, но не предлагает лишить Дантеса дворянства, заменив эту меру на шесть месяцев крепости и церковное покаяние. Более суров командующий Отдельным Гвардейским корпусом генерал-адъютант Бистром: Дантеса лишить дворянства и чинов, в крепость на шесть месяцев, затем Кавказ; Данзасу — четыре месяца крепости.
«Предать забвению»
Предлагаемое генералами наказание Дантесу трудно назвать легким и неадекватным ситуации: представим себе практически не говорящего по-русски уроженца Эльзаса на солдатской службе в дальнем гарнизоне или на Кавказе, где вообще «любили» бывших гвардейцев… Но в дело вмешались соображения дипломатические, и на докладе Генерал-аудиториата 18 марта появляется собственноручная резолюция императора: «Быть по сему, но рядового Геккерена, как нерусского подданного, выслать с жандармом за границу, отобрав офицерские патенты». Данзас отделался двумя месяцами крепости. «Преступный же поступок самого камер-юнкера Пушкина по случаю его смерти» постановлено было «предать забвению».
Дантес проживет долгую жизнь, станет во Франции дипломатом, сенатором и командором ордена Почетного легиона. Константин Данзас выйдет в отставку генерал-майором и умрет на 69-м году жизни. Поступок Пушкина «предать забвению» не получится, разве что в юридическом смысле слова.
22. Оставить в подозрении(дело об убийстве французской подданной Луизы Симон-Деманш, Российская империя, 1850–1857)
Большая советская энциклопедия дает справку: «Сухово-Кобылин Александр Васильевич (1817–1903), русский драматург… В 1850 г. был заподозрен в убийстве своей любовницы, француженки Луизы Симон-Деманш, 7 лет находился под следствием и судом, дважды арестовывался, дело было прекращено из-за отсутствия каких-либо доказательств его вины. Тем не менее С.-К. во время следствия должен был откупаться от вымогателей-чиновников, и до конца жизни светская молва приписывала ему преступление. Непричастность С.-К. к убийству была доказана советскими исследователями, изучившими судебные архивы».
Это, мягко говоря, не совсем так.
Место происшествия
9 ноября 1850 года в Москве, за Пресненской заставой, неподалеку от Ваганьковского кладбища, было найдено тело молодой женщины. Насильственный характер смерти с самого начала расследования не вызывал ни малейшего сомнения. Пристав Пресненской части докладывал обер-полицмейстеру Москвы генерал-лейтенанту Лужину: «По осмотру, произведенному мною с квартальным надзирателем Овчаренко и добровольным свидетелем Ивановым, оказалось: тело лежало в расстоянии от Пресненской заставы около двух с половиною верст, на три четверти версты от вала, коим обнесено Ваганьковское кладбище, и в трех саженях (примерно 6,5 м. — А.К.) вправо от большой дороги, ниц лицом, головою по направлению к Воскресенскому, руки подогнуты под тело. При перевороте же его оказалось, что женщина эта зарезана по горлу. Лет ей около 35, росту среднего, волосы русые, коса распущена, и волосами оной обернуто горло по самому перерезу. Глаза закрыты, самое тело в замерзшем положении, одета она в платье клетчатой зеленой материи, под оным юбка коленкоровая белая, другая ватная, крытая драдедамом, и третья бумажная тканная, сорочка голландского полотна с воротничком, кальсоны коленкоровые белые, сбившиеся на ноги до самых голеней; на ногах шелковые белые чулки и черные бархатные полусапожки, на голове синяя атласная шапочка, сбившаяся на самый затылок, в волосах же черепаховая гребенка без одного зубца, креста на шее не оказалось, в ушах золотые с бриллиантами серьги, на безымянном же пальце левой руки два золотые супира (перстня с одним камнем. — А.К.), один с бриллиантом, а другой с таковым же камнем, осыпанным розами, на безымянном же пальце правой руки золотое кольцо, в кармане платья с правой стороны оказалось девять нутренных ключей разной величины, из коих пять на стальном кольце.
При этом усмотрено, что снег, где она лежала, подтаял и под самым горлом на снегу в небольшом количестве кровь. С правой стороны по снегу виден след саней, свернувших с большой дороги, прошедших мимо самого тела и далее впавших опять в большую дорогу. По следам же конских копыт видно, что след был от Москвы. Что же касается до людских следов, то их не было замечено». Отмеченные в донесении небольшое количество крови из горловой раны и дорогие одежда и украшения, на которые не польстился злоумышленник или злоумышленники, сразу же навели на мысль об убийстве, совершенном не из корыстных побуждений и не в том месте, где было обнаружено тело. На следующий день дворовые слуги, принадлежавшие отставному титулярному советнику Александру Васильевичу Сухово-Кобылину, опознали в покойной его многолетнюю сожительницу француженку Луизу Симон-Деманш (Louise Simone-Dimanche; в русской транскрипции вторая часть фамилии иногда дается как «Диманш» или «Дюманш»). Тело не случайно было предъявлено именно им — для этого имелись веские основания…
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 85
