— Спорно, ваше сиятельство, весьма спорно, — прервала его я. — Неприязнь может перерасти в смирение и привычку, но, думается мне, вряд ли в глубокое чувство. Ибо фундаментом этих отношений служит чужая воля и страх быть порицаемым в обществе, а стало быть, признание собственной слабости.
— Протестую! — мотнул головой Элдер. — Отчего вы говорите — слабость?
— От того, дорогой мой граф Гендрик, что это слабость. Что есть страх? Страх — это слабость души. Ваш брат боится потери наследства, положения в обществе, пересудов, пожалеть о своем выборе, наконец. Иначе он был бы смелей и решительней. А раз боится, стало быть, и любовь его слаба. Я бы могла понять, если бы речь шла о всём вашем роде, но дело касается только его, а потому сделать выбор намного проще, однако он не решается.
— Вы его совершенно не знаете, — вновь не согласился его сиятельство.
— Зато я знаю человека, сила духа которого, как и его чувства к девушке, не подходящей ему по положению, оказались достаточными, чтобы сделать выбор в ее пользу. И, поверьте, он ни пожалел о своем выборе ни разу. Барон Гард счастлив. Он любит и любим, а потому Боги одарили его наследником, который растет на радость своему отцу и матушке. Прошу, — я открыла дверь и сделала приглашающий жест.
Граф Гендрик подчинился. Он поднял руку, чтобы придержать дверь, и я первой вошла внутрь. В молчании мы дошли до пруда. Я присела на скамейку и устремила взгляд на рыбок.
— Знаете, — произнесла я с улыбкой. — Нянька часто рассказывала мне сказки про морских обитателей, и когда мы приходили сюда, я всё ждала, что со дна поднимется Жабий царь, или появится раковина, слушая через которую, можно понять, о чем разговаривают рыбы. Я даже просила магистра Элькоса сотворить мне такую раковину.
— И что же? — спросил Элдер, присаживаясь рядом. — Сотворил?
— Да, — усмехнулась я. — Иллюзию. Правда, это я поняла позже, когда подросла. Но в тот день, когда он протянул мне морскую раковину и велел смотреть в воду и слушать, рыбки поднимались на поверхность и разговаривали со мной. Они называли меня по имени и рассказывали свои истории. Я сидела здесь так долго, что прослушала эти истории по нескольку раз. Это-то после и подсказало мне, что сделал магистр. Но в тот день я была самым счастливым ребенком на свете.
Я посмотрела на Элдера и увидела, что он улыбнулся, и поняла — граф, наконец, расслабился.
— Наверное, вы были прелестным ребенком, — сказал он и сам себе ответил: — Конечно, прелестным. Иначе и быть не может, раз уж выросли такой красавицей.
— Полноте, — отмахнулась я. — Не спорю, я миленькая, но бывают женщины и краше. К примеру, Амберли. Четкость ее черт поразительна. Как художник, вы не могли этого не отметить. У нее восхитительные глаза. Такие длинные ресницы, черные, как смоль. И брови тонки и изящны. Да и цвет глаз… Он не напомнил вам весеннего неба?
— Баронесса Мадести безусловно хороша, — не стал спорить со мной Элдер. — Однако ваша красота неоспорима. — Он ненадолго замолчал, однако вскоре посмотрел на меня и произнес: — Скажите, из чего вы сделали свой вывод, что мы с вами непременно будем несчастливы? Я согласился с вами в отношении брата, но почему не доверяете мне? Мое сердце…
— Остановитесь, — я подняла руку, предостерегая его сиятельство от громких заявлений. — Прошу вас самого задуматься о том, что вы собираетесь сказать.
— Я говорю о том, что знаю в точности. И данность такова, какова есть. Я к вам неравнодушен, даже больше…
Вновь вынудив его замолчать, я поднялась со скамейки и отошла к пруду. Присев, я опустила пальцы в воду. Несколько рыбок подплыли к моей руке, одна даже ткнулась в палец прохладным носом и уплыла, потеряв интерес, а следом за ней и остальные. За моей спиной послышались шаги. Элдер присел рядом. Его взгляд был устремлен на воду, он смотрел на мое отражение.
— Из чего сложилось ваше чувство? — спросила я и повернула к нему голову. — Не спешите с ответом. Я по-прежнему прошу вас задуматься. Учитывая, что вы совершенно не знали меня, как, впрочем, не знаете и теперь.
— Вы мне понравились, когда я впервые увидел вас, — ответил граф.
— Вы уже знали, что меня прочат вам в жены?
— Да, матушка говорила о том, что ваше семейство не прочь породниться с нашим. Она говорила это еще за год до вашего совершеннолетия, много рассказывала, описывала, какая вы. Отец одобрил, мне оставалось лишь дождаться вашего взросления, чтобы взглянуть на вас и дать окончательный ответ.
Я распрямилась, потерла руки и, дождавшись, когда его сиятельство встанет напротив, сказал:
— Стало быть, вы шли на смотрины. Вас приучили к мысли, что я ваша невеста. После вы обнаружили, что обещанная вам девушка не вызывает вашего отвращения, дали свое согласие на наш брак и уже почитали меня своей. Верно? И из этого родилась ваша привязанность. Я ведь правильно понимаю?
В его взгляде вновь было упрямство. Элдер некоторое время сверлил меня взглядом, кажется, желая опровергнуть, однако выдохнул и пожал плечами:
— Может и так. Только к чему вы это говорите, ваша милость? Когда мы встретились во второй раз, и вы показали себя в картинной галерее, мне понравилось то, что я увидел…
— Вы увидели, что я способна оценить ваш талант, и вам это польстило, — кивнула я. — Приятно думать, что у вас под боком будет жить ваш ценитель и поклонник, в котором вы будете черпать вдохновение. Я понимаю.
— Как же вы умеете приземлить возвышенное, — недовольно произнес Элдер.
— И этим я занимаюсь гораздо чаще, чем восторгаюсь, — усмехнулась я. — Поверьте мне, ваше сиятельство, когда мы разговаривали с вами на представлении Амберли, я была совершенно беспристрастной и искренней. И я повторяю, в отношении меня легче черпать вдохновение в дружбе, чем в любви. Вам рядом нужна душа нежная и романтичная, которая сумеет подарить вам тепло своей души и поддержит в ваших помыслах. Это не я. По моему складу характера, по устремлениям, по желаниям. Мы можем приятно общаться, можем быть искренны друг с другом, но как супруги, мы станем быстро далеки и разочарованы… вы будете разочарованы, когда обнаружите, что я не та, кого рисовало ваше воображение. А я не хочу делать вам больно…
— Однако делаете, — отмахнулся граф и отошел от меня. Он вернулся на скамейку, сжал пальцами ее край и спросил, глядя мне в глаза: — Кто для вас граф Дренг? Не говорите, что он вам друг. Друг не станет предлагать любых денег за портрет девушки, которая ничего для него не значит. Не будет падать на колени и молить продать ему полотно. Проклятье! Да он даже шантажировал меня!
— Падал на колени? — округлила я глаза. — Шантажировал?!
И я не сдержалась. Представив, как проходимец Дренг берет измором бедного Элдера, я расхохоталась. Боги! И всё это ради того, чтобы вывести короля из себя!
— Вас это забавляет? — возмутился граф. — Вы находите смешным поведение безумца? Или вам попросту приятно знать, что вытворял ваш поклонник ради вас?!
