— Мое солнышко, тебя, наверное, даже покормить забыли, да? — уткнувшись в макушку, тихо спрашиваю я.
Леся одной рукой держит бутылочку, а второй вцепляется в меня, словно боится, что я исчезну. Поднимаюсь наверх, на ходу понемногу укачивая малышку на руках. Она и правда почти сразу засыпает. Я укладываю ее на кровать, делаю импровизированные бортики, стаскивая подушки из всех комнат, и сажусь рядом.
Бедный ребенок, вот же досталось ей. И за что? Просто за то, что она дочь Лютого? Разбирались бы сами, взрослые же люди. Но ведь у кого-то хватает совести манипулировать малышкой. И не просто манипулировать, угрожать! Неужели кто-то способен вот просто взять и лишить своей рукой жизни невинного ребенка?
Я сижу с Лесей еще какое-то время, просто любуясь милой мордашкой, чуть вздернутым носиком. Длинные ресницы чуть подрагивают, и я надеюсь, что ей снится что-то приятное. Укрываю ее получше, целую напоследок и выхожу из комнаты, но дверь прикрываю неплотно. Ухожу все равно ненадолго, просто достать кое-какие вещи. А остальное разберу завтра, когда Леся проснется.
Делаю шаг за порог и натыкаюсь на чью-то фигуру. Хорошо хоть, что мозг успевает уловить знакомые черты в полумраке коридора и я понимаю, что это Лютый.
— Чего пугаешь? — шепотом возмущаюсь я, — Чуть не закричала. Еще перепугала бы Лесю.
— Извини, — неожиданно говорит он, — Уложила?
— Да. Леся немного похныкала, проголодалась просто. А после смеси снова крепко заснула.
Мы стоим друг напротив друга в полумраке. Массивная фигура Лютого нависает надо мной и, хотя между нами не меньше тридцати сантиметров пустого пространства, я все равно нервно кусаю губы и стараюсь не смотреть на него. Не знаю, почему. Мне неловко, от волнения я тереблю краешек футболки и не знаю, куда деваться. Хоть в коридоре не так ярко, но я все равно чувствую его внимательный взгляд на себе.
— А почему мы прячемся не в городе? Там же нас сложнее будет найти, — говорю я просто потому, что чувствую острую потребность хоть что-нибудь сказать. Слишком уж затягивается молчание и это нервирует еще больше.
— Не сложнее, чем здесь. Вот только тут в случае чего мои люди защитят тебя с Лесей и помогут сбежать, а что ты будешь делать, если окажешься на тринадцатом этаже?
— Хм… ну да, логично, — киваю я.
— Боишься? — после недолгого молчания спрашивает Лютый.
— Не знаю. Наверное ты прав и я такая дурочка, сама не понимаю, во что ввязываюсь, — повожу плечом, через силу улыбаясь, — Мне… и правда страшно. Но я хочу помочь защитить Лесю.
— Она назвала тебя мамой. Поэтому?
— Нет. Не совсем. Тебя это задело, я видела. Знаю, ты наверняка думаешь о том, кто я вообще такая и что себе позволяю. Что у нее только одна мать, а я никто и не могу хотеть защитить чужого ребенка. Но я правда готова на все, лишь бы с Лесей ничего не случилось. Я… — пытаюсь подобрать нужные слова, но только сокрушенно качаю головой, — не могу это объяснить.
— Материнский инстинкт? — усмехается Лютый.
— Называй, как хочешь. Может ты не привык к такому, но я действительно хочу помочь.
— Я это ценю. Как только все закончится, получишь на счет сумму вдвое больше, что тебе заплатил Демид.
— Не нужно! Я не из-за денег здесь! — твердо мотаю головой.
— Я уже понял, — он замолкает ненадолго, и я молчу тоже, не зная, что еще сказать. Лютый внезапно задумчиво произносит:
— Помнишь, ты сказала, что я назвал тебя женушкой и ты до конца будешь выполнять свои обязанности?
— Я… такого не говорила! — вспыхиваю я.
— Да? — иронично вскидывает бровь мужчина.
— Я имела в виду обязанности мамы, а не жены! — тараторю возмущенно.
— Ну раз ты теперь подчиняешься мне, то мы можем пересмотреть контракт в сторону восемнадцать плюс, — хищно оскаливается Лютый.
— Договоры не меняются в одностороннем порядке! У нас было немного занятий из курса права!
— Здесь я решаю, когда и что меняется.
— Со своими бандитами — может быть, но не со мной! — упрямо возражаю я.
— По поддельным документам ты мать Леси, а я — ее отец. В два счета можно сделать и брачный контракт. Ну или, скажем, посадить тебя за подделку документов. Что-то мне подсказывает, что тюрьмы ты боишься больше всего остального.
— Ты… — теряю дар речи на мгновение, — ты чертов шантажист! Я помогаю твоему ребенку, а ты! Чего ты добиваешься?
Лютый прижимает меня к стене, разом выбивая воздух из грудной клетки, проводит пальцем по скуле вниз, туда, где лихорадочно бьется жилка на шее.
— Просто нравится тебя пугать.
— Что? — севшим от шока голосом переспрашиваю я.
— Ты становишься такая боевая, кусаешься, огрызаешься. Это заводит.
Потеряв дар речи, смотрю на него снизу вверх. Он ведет большим пальцем выше, сминает губы, заставляя распахнуть их и касается кромки зубов. Судорожно сглатываю и неосторожно прикасаюсь кончиком языка к пальцу. Глаза Лютого становятся чернее ночи, он меняется в лице. Тело прошивает дрожь от понимания, что прямо сейчас он вопьется жадно в мои губы и я…
Я дразню его еще больше. Обвожу горячим языком палец и беру его глубже в рот. Зачем? Я не знаю, ничего не знаю. Но внутри все поет от того, как мужчина вжимает меня в стену, как я ощущаю его желание. Лютый подхватывает меня под ягодицы, заставляет обвить себя ногами.
— Ты слишком осмелела, мелкая. Не понимаешь, с кем играть вздумала. Я тебе не мальчик, выдеру так, что мало не покажется, если продолжишь вот так в рот пихать, что ни попадя, — низким хриплым голосом произносит он.
— Это пустые угрозы? Потому что я пока что не вижу действий, — произношу я ровным голосом. Стараюсь держаться спокойно, но внутри меня всю трясет от происходящего.
Сердце сладко замирает от предвкушения, когда Лютый усмехается и склоняется ниже.
— Ты так забавно играешь в сексуальную взрослую женщину.
— Я и есть взрослая женщина!
— Конечно, — криво улыбается он и ссаживает меня с себя, — Сходи выпей успокоительное, чтобы сердце не выпрыгнуло окончательно.
Вот же скотина бесчувственная!
— А ты тогда рукой себе помогай! — выпаливаю я и порывисто разворачиваюсь, чтобы уйти.
От обиды хочется расколошматить что-нибудь. Зачем так издеваться надо мной? Я же вижу, как он смотрит и я… мне самой страшно, но как еще сделать первый шаг к этому грозному нелюдимому мужику, если ты в жизни целовалась только два с парнями-ровесниками. А они точно уступали Лютому и в комплекции и характером были куда мягче.
— Ах ты дрянь мелкая! Сейчас посмотрим, кто кому поможет, — слышится сзади рык.
Не успеваю толком отреагировать, как чувствую, что взлетаю вверх: Лютый отрывает меня от пола и закидывает к себе на плечо, пятерней сдавливая мою пятую точку.
