Ценности бывают разные. Кому-то кусок хлеба, кому-то золоченая карета и дворец в Нескучном саду, а кому-то десятина пахотной земли или свечной заводик в Самаре. Есть и такие, кому дороже старинная книга или картина… Деньги лишь общепринятая метрика. Она далеко не идеальна (не все в мире продается и покупается), но гораздо гибче и универсальней, чем представления народных вождей о том, как человеку надлежит жить, работать и какое вознаграждение получать. Как и все, что относится к социально-экономической сфере, денежная среда неравномерна и неравновесна: где-то густо, а где-то пусто. Кто-то умный, а кто-то дурак. Кому-то дают большой кредит (под хороший проект, крепкий характер и связи), а кому-то вообще не дают. Кто-то из маленьких денег делает большие, а кто-то (например, В.И. Ленин) из больших — маленькие. Точнее, из настоящих — ненастоящие. Неравновесность и многомерность процесса дико бесит сторонников первобытной справедливости и марксистского редукционизма. И подзуживает это сложноватое для их когнитивного аппарата явление упростить. Выровнять, вытоптать, выжечь и свести к линейному взаимодействию по схеме «приказ — исполнение».
Хотя, если на минуту вынуть кипятильник из возмущенного разума и использовать его (разум) по назначению, иначе и быть не может. Люди разные. И экономические среды тоже. Они отличаются не только количеством, но и качеством денег. Разные среды, разные люди и разные группы конкурируют в глобальном социально-экономическом пространстве и производят очень разную продукцию — далеко не всегда только материальную. Разного свойства, уникальности, привлекательности и стоимости. Ну и как без универсального средства оценки их меж собой сравнивать и обменивать? Как, как. С помощью народного контроля, вот как! Чтоб по справедливости: взять все да и поделить.
Замечательная идея возвращать деньги в народную казну через аппарат внеэкономического принуждения убивает их смысл не только как средства обращения и платежа, но и как средства накопления и инвестиций. Что, вообще говоря, полностью соответствует ленинским идеалам, ибо в стандарт его мышления не вмещается гипотеза о праве личности свободно зарабатывать, аккумулировать, тратить и инвестировать средства на свой страх и риск. Удачная инвестиция подразумевает несоразмерную (с точки зрения большевиков) премию. Что несправедливо. Неудачная инвестиция несправедлива тем более: человек всю жизнь считал себя умным, смелым и дальновидным, а на практике оказался дураком. Ибо, по старой английской пословице, дурак и его деньги долго вместе не живут: fool and his money are soon apart. Такое разочарование!
Вежливый вопрос о том, кто они такие, чтобы решать, что справедливо, а что нет, относится к сфере недоказуемых очевидностей и потому остается без ответа. Несправедливо — и всё тут! Хотя несложно представить себе несколько иную версию очевидности, где справедливым выглядит право человека получать столько, сколько ему готовы платить другие, а вопрос о цене нематериальных идей, риска, поиска, таланта и пр. решает не народный контроль, а конкурентный рынок. Большая (для людей типа Ленина — определяющая) разница между двумя очевидностями в том, что во втором случае решительно некуда пристроить могучую фигуру народного вождя-вседержителя с его непререкаемыми представлениями о том, как должен быть устроен мир.
Смело взявшись за преображение действительности, В.И. Ленин довольно быстро обнаруживает, что на практике концы с концами не сходятся. Производство падает, деньги в казну не возвращаются, а трудящиеся никак не избавятся от мелкобуржуазной привычки кушать хотя бы раз в сутки. Но вождь на то и вождь, чтобы не падать духом. Он твердо знает, что все беды молодого социалистического государства обусловлены сопротивлением эксплуататорских классов и их наймитов. Сопротивление необходимо сломить. А покуда оно не сломлено, приходится печатать ничем не обеспеченные фантики, одновременно укрепляя диктатуру пролетариата и расширяя классовую борьбу. Примерно как через сто лет будет в Зимбабве и Венесуэле.
Будь на его месте кто другой, он, возможно, сказал бы трудящимся правду: мол, простите, люди православные, мы тут слегка нахомутали. Настоящих денег нет и больше уже не будет. Вы держитесь пока, доброго вам здоровья, а мы скоро новых деревянных настрогаем… Нет, настоящий вождь так никогда не скажет! По крайней мере, публично; разве что среди своих, в узком кругу. В ленинских директивах Владивостокскому Совету от 7 апреля 1918 г. так и написано: «Денежных знаков у нас теперь нет, но со второй половины апреля будет много.». С его точки зрения, это решение проблемы — как только национализированная печатная фабрика наконец подключится к работе, дензнаков будет много.
Однако с широкой публикой так прямо нельзя. Ей следует предложить вдохновляющую идейную основу. Вот как основа выглядит в докладе В. И. Ленина на I Всероссийском съезде представителей финансовых отделов Советов (18 мая 1918 г., прошло всего восемь месяцев после публикации «Грозящей катастрофы.»):
«Деньги, бумажки — все то, что называется теперь деньгами, — эти свидетельства на общественное благосостояние действуют разлагающим образом и опасны тем, что буржуазия, храня запасы этих бумажек, остается при экономической власти. Чтобы ослабить это явление, мы должны предпринять строжайший учет имеющихся бумажек для полной замены всех старых денег новыми. Мы назначим самый короткий срок, в течение которого каждый должен будет сделать декларацию о количестве имеющихся у него денег и получить взамен их новые; если сумма окажется небольшой, он получит рубль на рубль; если же она превысит норму, он получит лишь часть»[37].
Речь, таким образом, о конфискационной реформе, обнулении прежней денежной массы на руках у классового врага и намерении бесконтрольно эмитировать новую (которой будет много). Первым неизбежным, предсказуемым и хорошо понятным Ленину последствием инфляционной накачки (не забыл же он, о чем сам писал в сентябре!) станет очередное ухудшение положения «именно рабочих, беднейшей части населения». Но ему уже не до них — речь об удержании власти. Рабочие вместе с беднейшей частью потерпят. А если вдруг терпение кончится — на этот случай у него набирает силу Чрезвычайная комиссия с Чрезвычайными полномочиями. Эти особо доверенные люди обеспечиваются материальными благами не за деньги, а по особому списку и разнарядке; инфляция бьет их не так сильно.
Бинарная логика марксизма говорит, что власть рождается в классовой борьбе. Основной ресурс в ней как раз рабочие и беднейшая часть населения. Их мобилизация обеспечивается неистовым напором, верой и харизмой лидера. И — не в последнюю очередь — возможностью безнаказанно пограбить более успешного соседа при отеческом одобрении со стороны вождя. Всего этого у В.И. Ленина в избытке; больше, чем у кого бы то ни было еще. Он щедро предлагает трудящимся понятные и простые решения для проблем любой сложности. Естественно, ошибочные с позиции реальной жизни и хозяйства. Но вождя не интересуют реальная жизнь и хозяйство! Вождя интересует диктатура (пролетариата). А с этим пока все в порядке.
