Казнь Людовика XVI потрясла роялистов, грезивших о восстановлении монархии. Перед смертью король написал:
Я завещаю своему сыну, если его постигнет несчастье стать королем, подумать о том, что он должен посвятить всего себя счастью всех своих сограждан, что он должен забыть о ненависти и злобе, а в особенности обо всем, что имеет отношение к несчастью и страданиям, которые я претерпеваю; что он сможет принести счастье народу лишь тогда, когда он будет править согласно законам; но в то же время [не стоит забывать], что король лишь тогда может заставить их уважать и творить добро, когда и то и другое он хранит в своем сердце.
У роялистов не возникало вопроса, кто должен стать следующим королем: согласно фундаментальным законам французской монархии, престол передавался по праву первородства и по мужской линии. Таким образом, хотя в стране с сентября 1792 года существовала Республика, с точки зрения роялистов королем становился сын Людовика XVI – Луи-Шарль, родившийся в 1785 году.
Ребенок отличался живым воображением, рос очень впечатлительным и нервным. После свержения монархии его вместе с отцом, матерью, тетей (сестрой короля Елизаветой) и старшей сестрой Марией-Терезой поместили в замок Тампль, находившийся в старом парижском квартале Марэ. Заключенных тщательно охраняли, Коммуна Парижа назначила 144 комиссара, которые должны были дежурить в Тампле по четыре человека 24 часа в сутки.
В этих условиях провозглашение Луи-Шарля Людовиком XVII в значительной степени было и оставалось формальностью. Однако роялисты так не считали. Принц Конде, объявляя о его воцарении, использовал традиционную формулу: «Король умер, да здравствует Король!» Позднее имя нового короля появится на роялистских знаменах и монетах, в документах и прокламациях. Это заставляло депутатов Конвента постоянно помнить о судьбе королевской семьи. В марте 1793 года Робеспьер предложил отдать Марию-Антуанетту под суд, ее сына оставить в тюрьме, а всех остальных родственников короля выслать из Франции, но депутаты его не поддержали.
Безусловно, находясь в тюрьме, Людовик XVII мог быть лишь символом роялистского сопротивления, что ставило вопрос о регенте, который координировал бы действия роялистов внутри страны и за ее пределами. Эту роль сразу же взял на себя граф Прованский. Уже 28 января 1793 года он опубликовал декларацию, известив о вступлении на престол своего племянника, Людовика XVII, и объявив себя регентом по праву рождения и в соответствии с фундаментальными законами королевства. Королеву же он назвал царственной матерью и опекуншей. Граф д’Артуа был провозглашен наместником королевства. Беря на себя обязательство способствовать освобождению членов королевской семьи, граф Прованский обещал «восстановление французов всех сословий в их законных правах, равно как и в правах пользования их захваченной и узурпированной собственностью; суровое и показательное наказание преступлений; восстановление законов и мира».
Впрочем, реальных возможностей выполнить все эти обещания у него в тот момент не было. Оставалось только надеяться на помощь других европейских держав, которые Французская республика одну за другой успешно превращала в своих врагов.
Первая антифранцузская коалиция
Казнь Людовика XVI вызвала широчайший резонанс во всем мире и резко обострила отношения революционной Франции с подавляющим большинством европейских государств. Это, впрочем, не значит, что до того такие отношения отличались безмятежностью. Соседей Франции уже не один месяц тревожила ее агрессивная политика. Торжественно провозглашенный Учредительным собранием отказ от завоеваний на деле обернулся аннексией Авиньона, который то же самое Собрание и осуществило. А Конвент даже на словах не обещал соседям мира и спокойствия. Эйфория от побед осени 1792 года побудила депутатов принять ряд решений, которые не могли не напугать соседей Республики.
16 ноября 1792 года правительство Франции заявило об открытии коммерческого судоходства по реке Шельда, запрещенного еще Вестфальским миром 1648 года. Тем самым молодая Республика наглядно продемонстрировала, что не считает себя связанной нормами международного права, которых ранее придерживалась монархия.
19 ноября был принят довольно краткий по содержанию, но чрезвычайно важный по последствиям декрет, в котором говорилось: «Национальный Конвент от имени французской нации объявляет, что обеспечит братское отношение и помощь всем народам, которые захотят обрести свободу, и поручает исполнительной власти дать приказ всем генералам оказывать этим народам помощь и защищать граждан, которые пострадали или могут пострадать за дело свободы». Поскольку декрет был принят в ответ на просьбу о помощи со стороны революционеров из нейтрального Цвайбрюккенского герцогства, механизм его применения был вполне очевиден. Теперь достаточно было какой-нибудь группе революционных активистов «от имени народа» той или иной страны обратиться к Французской республике за содействием в «обретении свободы», чтобы за этим последовало французское военное вторжение.
27 ноября 1792 года Конвент принял решение об аннексии Савойи «по желанию» ее жителей. Тем, кого смущало столь откровенное нарушение принятых норм международного права, угрожавшее сделать войну бесконечной, представивший декрет депутат Грегуар доходчиво объяснил, что прежние правила на революционную Францию не распространяются: «Жребий брошен, мы отдались на волю судьбы, все правительства – наши враги, все народы – наши друзья».
