Хочу его трогать. Хочу, и все тут!
Наверное, гормоны шалят. Срочно, очень срочно надо валить отсюда к себе в комнату.
— Но ты не сказала, что умеешь играть, — Артем стоит, не шевелясь, и не предпринимая попыток увернуться от моего прикосновения к его груди.
— Я умолчала об этом, — не прерываю зрительный контакт. — Но и ты не спрашивал. Согласись, промолчать или соврать — это разные вещи.
— Все равно не честно.
— А кто сказал, что будет легко?
Артем усмехается, отходит от меня на шаг назад, после чего направляется к противоположной стороне стола, чтобы поставить пирамиду.
— Давай последнюю партию и отдыхать, — предлагает, тяжело вздыхая.
Вот, черт, какая же я все-таки эгоистка! Целый день, считай, бездельничала, а человек, между прочим, работал. А я его тут задерживаю со своими желаниями.
Разбиваю пирамиду, и начинается игра. Наблюдаю за парнем: взгляд усталый, движения медленные, и он почему-то больше не язвит, а только тяжело вздыхает и смотрит на меня с кривой вымученной улыбкой на лице. Очень хочется вывести его из этого вялого состояния. А еще лучше — отправить в спальню, сделать ему расслабляющий массаж и…
В этом месте я густо краснею, а Артем усмехается, наблюдая за моей реакцией. Интересно, о чем он думает сейчас? Хоть в его глазах и виден эротический подтекст его мыслей, но я все же надеюсь, что они, эти мысли, приятные и не пошлые.
К концу партии у меня семь забитых шаров, а у Артема шесть. Он делает глоток чая, наблюдая, как я выбираю идеальную позицию. Шар стоит прямо в лузе, и один точный удар сделает меня в четвертый раз победителем. Четвертое желание. Четвертый раз доказать, что я лучше…
Бросаю мимолетный взгляд на парня — он стоит в расслабленной позе, наблюдая за моей игрой. Тяжело вздыхаю, принимая решение. Целюсь в борт прямо рядом с шаром, который возле лузы. Или все-таки забить?
Удар, и шар попадает четко в то место, куда я метила, отлетая от борта назад.
— Мазила, — бубню себе под нос. Артем усмехается, ставит полупустой стакан на журнальный столик и идет выбирать позицию. Я медленно следую за ним, и уже когда он стоит в стойке для удара, наклоняюсь к его ушку. — Забей, красавчик!
— Как скажешь, — моя уже любимая кривая ухмылка, и Артем закатывает шар в лузу.
Счет семь-семь, и ход Вишневского. Он долго целится, примеряется, а я усмехаюсь. Вот ведь, мужчины, как малые дети, ей-богу! Пусть потешит свое самолюбие, я не возражаю. Парень забивает восьмой шар, и соответственно выигрывает последнюю партию.
— Не повезло, — кривлюсь, подмигивая ему.
— У каждого по три желания, — ставит кий к стене, после чего облокачивается своей шикарной (Боже, как она мне нравится!) пятой точкой на бортик стола и складывает руки на груди. — Ну? — смотрит на меня.
— Что «ну»? — переспрашиваю, поднимая обе брови вверх.
— Давай свои желания, — так же спокойно отвечает.
— Так по условиям не было, что надо исполнять сию минуту, — я тоже ставлю кий к стене и возвращаюсь назад к Артему, останавливаясь рядом с ним, точнее напротив. — Желание может быть загадано завтра или послезавтра.
— Или через год, — улыбается, наблюдая за моими медленными движениями.
— Или через два, — киваю головой.
— Я умру от любопытства, — наклоняет голову немного вперед, поближе ко мне, оставляя руки скрещенными на груди.
— А ты хочешь, чтобы я исполнила твои прямо сейчас? — поднимаю бровь в немом изумлении.
— Что ты, я подожду. Будет целая ночь придумать тебе наказание за непослушание. А то сейчас, боюсь, моя фантазия ограничена, — «подмигивает» мне бровями, посылая улыбку «Я — Мистер совершенство».
— Да ну? — стою рядом с ним, но опять мы слишком близко друг к дружке, и, даже не дотрагиваясь руками, между нами искрят молнии.
Это какая-то напасть, честное слово! Или магнитные бури залетели прямо в бильярдную, постоянно притягивая нас с Вишневским. Впервые со мной такое. Ни один мужчина так не влиял на меня, как этот негодяй. Стоит, ухмыляется, но вижу, что нервничает, тяжело дышит и пытается скрыть свою напряженность за игривым тоном.
— Ага, — кивает Вишневский.
— С парашютом прыгать не буду, даже не мечтай, — прищуриваюсь.
— А танец на шесте организуешь? — подмигивает с ехидной улыбочкой. Ну что за черт, зачем он дразнит меня без конца и края?
— Что-о? — глаза мои округляются. — Никакого эротического подтекста, мы же договаривались!
— Так я не про стриптиз, вообще-то, а про танец на пилоне — с удивлением в глазах отвечает Артем. — Короткая маечка, шортики, и главное ноги пошире вверху раздвигать. Но ход твоих мыслей мне нравится.
Все-таки выводит меня из себя. Тяжело дышу, грудь вздымается, а этот довольный напыщенный индюк смотрит в вырез, улыбаясь во все свои тридцать два зуба! Я даже чувствую его горячее дыхание. Или это уже мое воображение разбушевалось так, что я принимаю желаемое за действительное? Все, решено, делаю это долбанное интервью, и надо что-то решать с разыгравшимися гормонами.
— Вишневский, — в очередной (не помню, какой по счету) раз тяжело вздыхаю. — Ты неисправим. И своей смертью точно не умрешь — я тебя грохну и закопаю в ближайшем лесочке.
— Как насчет купальника? — продолжает скалиться, игнорируя мою последнюю фразу насчет лесочка. Когда уже угомонится-то?
— Даже не мечтай, — и, глядя на его удивленное лицо, добавляю, — только не сегодня.
— Слишком много ограничений, дорогая.
Последнее слово выбивает меня из колеи. Ну, как, как можно быть таким сексуальным очаровашкой? Таким, что слюни у баб текут по тротуарам, превращаясь в реки.
— Спокойной ночи, дорогой, — точно, надо скорее сваливать отсюда подальше. Слишком уж нагло он меня соблазняет.
— А как же бонус? — слышу, когда уже повернулась к парню спиной, делая шаг в направлении двери.
— Какой бонус? — резко разворачиваюсь к Артему лицом.
— Ну, как же, — ухмыляется. И не надоело ему то улыбки расточать, то ухмылки? Хоть бы раз серьезно поговорил. — Двадцать лет в браке, и я даже целомудренного поцелуя в щечку перед сном не заслужил?
Стону, закрывая глаза, беззвучно смеясь. Двадцать лет в браке с Вишневским — даже представить это себе не могу! Точнее, могу, но не хочу. Или хочу, но не могу. Черт, сама себя запутала. А все этот негодяй — уже и думать нормально перестала, фантазирую о всякой ерунде.
Но я всегда доигрываю до конца. Если он думает, что загнал меня в тупик, и я включу заднюю, то глубоко заблуждается.
С улыбкой на устах (не только ж ему скалиться без конца и края) подхожу к нему, благо руками он уже держится за борт по бокам, одной рукой провожу по щеке, другой обхватываю за шею, поднимаюсь на носочки, раз уж он не хочет пригнуться, чтобы помочь мне, и приближаю губы к уху.
