Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
– А… да… вот так…
Не мороженое; скорее, поцелуй.
– Хорошо… – простонал он.
Опять ошибочка, не поцелуй.
Недвусмысленные звуки фелляции.
Следовало положить трубку… Но было в этом что-то завораживающее. Я не могла. Стояла с ногой на коврике «Твистера»[9] и мороженым в руке, прижимая телефон к уху и слушая, как отсасывают моему мужу. А муж и не подозревал, что я сейчас в заднем кармане его брюк, мое ухо и ее рот друг от друга в нескольких дюймах, и сердце бешено колотится у меня в груди. Оно колотится и сейчас, когда я пишу. И все-таки я слушала.
– Ангел! – сказал он.
Раньше так говорил мне.
– Лапочка! – сказал он.
Раньше так говорил мне. Почему я просто не положу трубку?
– Ты прелесть! – сказал он.
Этого он мне не говорил уже очень давно.
– Стой! Стой!!
На секунду я подумала, что у него проснулась совесть, и он вспомнил обо мне.
– Я хочу в тебя!
Знаю-знаю, надо было положить телефон, да, доктор Р.? А я просто не могла. Слушала приглушенные звуки сбрасываемой одежды, расстегивающихся молний, отрывистое, лихорадочное дыхание. Меня кинули на пол.
– Господи, ты меня заводишь! Трусики, белые трусики, как ты меня заводишь! Все в тебе меня заводит!
Я стояла, оцепенев, с телефоном возле уха, слушая исступленные стоны, вскрики на взлетах, болезненное наслаждение на вершине, вздрагивание и удовлетворенные вздохи во время долгого спуска вниз.
А затем – «ку-ку, ку-ку». Часы с кукушкой.
Да, вот оно, потрясение. Потому и выпали волосы: мой муж трахался с моей лучшей подругой.
* * *
В ту ночь Эмма лежала в кровати с книгой «Отель „У озера“». Она ужасно устала. Четырнадцатичасовой рабочий день: после Конни совещание – в самое ближайшее время от нее ждут заключения по делу Мортенсен, – потом ненадолго в суд по поводу процесса, который тянулся много месяцев, плюс целый ворох бумажек. Ее глаза в сотый раз пробегали одно и то же предложение и наконец закрылись. Читала она ужасающе медленно – меньше страницы в день, но книга помогала отключиться от неизгладимо реального сюжета: что привело любящую мать к точке надлома. В дреме ее сознание пустилось в свободное плавание. Закат на мосту Ватерлоо, поцелуй, настоящий поцелуй, белые трусики…
Она опустила книгу на грудь, смутно слыша, как Сай возится за дверью. У нее не было сил об этом думать, однако что-то между ними не так; они отдалились, и, что еще хуже, обоим все равно. Если он не работал, то играл в сквош или пропадал на репетициях. Она едва появлялась дома – работа требовала, как никогда, много внимания. Надо что-то делать вместе. Она обязательно что-нибудь придумает. Сходят в кино или театр. Что там Конни говорила про искусство?.. Эмма не вспомнила. Спустили унитаз. В мозгу жужжало легкое раздражение – она мысленно следила за передвижениями Сая в ванной и думала о неизбежных последствиях. Утром придется убрать мокрый коврик, криво кинутый на полу, и скомканное полотенце на перекладине, смыть с зеркала крошечные брызги от его электрической зубной щетки, сполоснуть раковину, вытереть капельки мочи на сиденье унитаза – мелкие каждодневные мужские следы. После стольких лет эта ерунда начинала сознательно ее беспокоить. Эмма всегда считала, что проблема в педантичном стремлении к чистоте и что с ней, наверное, ужасно трудно жить. Неужели Конни пробудила ее и заставила протестовать? Не открывая глаз, она нашарила выключатель и погасила свет.
Проснулась от руки, тихонько легшей на бедро. В комнате было темно, пощелкивали батареи. Прохладные пальцы Сая почти незаметно двигались, что могло означать только одно. Эмма устало подумала про имеющиеся опции: притвориться спящей, что, собственно, даже не притворство, поскольку она толком не проснулась, или едва различимо отреагировать и разрешить заняться с собой любовью, – может быть, даже глаза открывать не придется. Нужно выбрать второе: недели пролетели незаметно, она ему задолжала. И вдруг в этих туманных сумерках, где теряются всякие очертания, в состоянии между бодрствованием и сном, выступил из теней третий вариант: она подумала о гладких и длинных, как у художника, пальцах на руле велосипеда, о том, как он стоял на дорожке у реки в костюме из лайкры и, как много лет назад, на нее смотрел; вспомнила вечеринку, когда их ноги прижимались друг к другу на диване – она ясно видела этот диван, обитый плотным коричневым вельветом, – конечно, он знал, что их колени соприкасались. Когда она собралась уходить, пошел за ней в прихожую, и если бы она не была такой трусихой, то дала бы понять, что ждет поцелуя. Вместо этого она удрала.
А если представить, что не удрала и он ее поцеловал, осторожно коснувшись ее губ своими полными губами? Что, если бы она передумала и осталась? Они вернулись бы на диван и еще выпили, касаясь друг друга ногами, а потом вырубились на мягком вельвете посреди раскинувшихся по всей комнате подростковых тел. Она могла проснуться в ту ночь от того, что Даги положил руку ей на бедро, вот как сейчас; это его пальцы поглаживают ей кожу, пробуждают каждое нервное окончание, вызывают резкую пульсацию между ног…
Она неуловимо подвинулась, говоря «да» этому касанию, и его пальцы скользнули вверх по контурам ее тела к полной груди. Он тихо и крепко сжал руками ее плоть, ущипнул сосок. Она в немом стоне открыла рот. В этой безопасной, все путающей слепоте можно свободно выражать и подавлять чувства. Эмма закусила губу, чтобы не разбудить остальных, чувствуя, как он плотно прижался к ней на маленьком диване. Накрыла рукой его руку и повела от груди вниз, раздвигая ноги и показывая его пальцам, как снимать острое подростковое щемление. Едва слышно застонала.
– Повернись.
На мгновение голос Сая разрушил иллюзию, и наслаждение померкло. Однако она выполнила команду. Смазки было на удивление много, и скоро он вошел. Даги вернулся. С ней занимался любовью Даги Томпсон. Сегодня она точно кончит. Вся процедура заняла меньше минуты, и оргазм уже близко. И он тоже кончит.
Оба закричали от наслаждения.
Да, в их браке все хорошо.
Когда на следующий день Эмма появилась в больнице, ей сообщили, что Конни без движения лежит на постели; в четыре часа утра у нее был припадок. Плохие новости. Во-первых, для самой Конни, а во-вторых, часы тикали – все меньше времени оставалось, чтобы вынести заключение по делу. В распоряжении Эммы до сих пор не было всех фактов. Прежде чем отправиться к Конни, она попросила показать результаты КТ и узнала, что имеется запись системы видеонаблюдения.
Села смотреть материал в служебном помещении. Охранник так на нее взглянул, что она подумала, уж не в курсе ли он, как ее тошнило в туалете. Нет, не может быть, здешняя система видеонаблюдения в основном для проформы. Прихлебывая сладкий больничный чай, Эмма перемотала запись. Последней в комнату заходила миссис Ибрахим, дававшая на ночь лекарство. Конни сидела на кровати. Их общение было кратким и деловым. Миссис Ибрахим помедлила у двери и сказала что-то через плечо. Конни сделала жест, как будто отбрасывает ее щелчком пальцев, легла на кровать и уставилась в потолок – ничего необычного. Минут пять она лежала неподвижно, пока не приглушили флюоресцентные лампы. Отбой. Конни послушно заснула. Эмма перемотала до двадцати минут третьего, когда она встала с кровати и подошла к окну, где час и пять минут смотрела в ночь. Потом вернулась и вытащила из-под матраса книгу. Эмма подалась вперед, тщетно пытаясь разглядеть, что это. Конни подвинула стул под тусклые лампы и углубилась в чтение. Она сидела к камере в профиль, почти не двигаясь, время от времени улыбалась и переворачивала страницу. В комнату никто не заходил. В три пятьдесят Конни подняла голову и посмотрела прямо перед собой, а потом откинулась назад, обмякла и сползла на пол, как тающий воск, по пути ударившись затылком о стул. Книга повисла в руке, страница порвалась. Начался припадок, руки и ноги двигались во все стороны, голова билась о землю. Четыре минуты спустя в комнату ворвались две сестры. Одна села верхом на Конни, а вторая перевернула ее, потянула вниз пижамные штаны и сделала укол. Конни не отпускали, словно объезжая мустанга, пока она не перестала дергаться. В палату вошла третья медсестра, Конни подняли на каталку и увезли.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
