11
Почему Томас так боялась использовать свои способности? Пока машина увозила Мифани из Ладейной в гораздо более гастрономический квартал, она была вся погружена в размышления. Теперь Мифани прекрасно осознавала свою силу. Даже глядя сквозь дымчатое стекло на покрытую фиолетовой фуражкой голову водителя, она понимала, что может легко его вырубить. Но, конечно, это привело бы к тому, что машина бы врезалась в защитное ограждение. Однако суть была в том, что это зависело только от ее воли. Ей не нужно было к нему прикасаться, как следовало из письма Томас. Похоже, ее предшественница просто недооценивала силу своего дара.
Тем не менее было очевидно, что годы обучения в Имении позволяли Томас управлять ими куда ловчее, чем удавалось Мифани сейчас. В своих письмах Томас сообщала о таком мастерстве, какого Мифани понятия не имела, как добиться. Пока же она чувствовала, что способна повлиять только на самые основные функции организма. Но в отличие от предшественницы Мифани жаждала познать свою силу.
«Если бы только засесть с кем-нибудь на несколько часов и просто прочитать весь его организм, то я бы многое поняла».
Но как это устроить, она, к сожалению, не могла придумать. Разве что прибегнув к услугам проститутки.
«Что было бы совсем уж не в ее духе».
Мифани все еще рассуждала, когда ее подвезли ко входу в «Симпсонс». Вся модная молодежь была одета официально, насколько им позволяли кошельки; пожилые власть имущие носили то же, что и обычно. Обаятельный метрдотель провел ее сквозь толпу (ее фингалы привлекли несколько любопытных взглядов) к столу, где со всей своей важностью восседала леди Линда Фарриер.
– Добрый вечер, моя леди, – поздоровалась Мифани, подумав, не сделать ли ей реверанс. Это была женщина из ее сна – сомнений в этом не оставалось. Эти глаза, эта глубокая сосредоточенность и непоколебимая осанка, излучавшая власть. Когда они разговаривали в последний раз, они обе спали, причем Мифани тогда было всего несколько часов от роду.
Наступила пауза: Фарриер смотрела на нее, не сводя глаз, а затем дала рукой знак сесть. Мифани, смущенная ее взглядом, заняла себя тем, что стала поправлять юбку и изучать столовые приборы.
– Ты знаешь, кто я? – спросила наконец леди.
– Вы леди Линда Фарриер, глава Шахов, – ответила Мифани без запинки.
– А знаешь, кто ты?
– В определенной степени.
– Неужели? – ответила Фарриер. – Когда мы общались в последний раз, ты не знала, ни кто я, ни кто ты. Уж хотя бы эта проблема разрешилась.
– Да, мэм.
– И ты сумела в понедельник выйти в Ладейную и приступить к делам. Весьма впечатляюще. Уйти-то ты все равно не могла. Все-таки я знала, что ты потеряла память, но сомневаюсь, что в это смог бы поверить кто-либо еще. И, конечно, никто не уходит из Шахов. Мифани Томас имела допуск к государственным тайнам высочайшего уровня. Даже если у тебя не сохранилось тех воспоминаний, то просто показавшись сегодня на работе, ты узнала такое, чего не может знать никто за пределами нашей организации. Ты представляешь ужасающий риск для нашей безопасности. И все же я имела смутную надежду придумать для тебя какое-нибудь соглашение. Может быть, какой-нибудь секвестированный выход на пенсию.
– И все? – спросила Мифани. – Разве у вас не осталось долга перед Мифани Томас?
«И помнится, мне еще предстоит выяснить, что это за долг», – подумала она про себя.
– Молодая леди, не знаю, какими вы представляете себе мои отношения с Мифани Томас, но подругами мы с ней не были. Во многих отношениях она по-своему мне противостояла. Мы были с ней любезны, а это было нелегко. То, что я храню твой секрет, – а это, между прочим, секрет, имеющий огромные последствия, – и что я позволила тебе жить этой жизнью, и есть возвращение того долга.
– А если бы меня убили? У меня ведь есть враги, это очевидно. Вы не можете просто позволить кому-то жить без всяких воспоминаний о прошлой жизни! – Она не знала, что сделала Фарриер, но бросать ее на произвол судьбы казалось не слишком большой услугой.
– Конечно, могу. И мне очень жаль, но если бы тебя убили, это просто устранило бы неудобства, – проговорила Фарриер спокойно и сделала глоток вина.
– Неудобства, – повторила Мифани.
– Как назвать ладью, которая не помнит, кто она такая? В лучшем случае обузой, в худшем – опасностью. К счастью, ты показала гораздо бо́льшую стойкость, чем я ожидала, – сообщила Фарриер с некоторым удовлетворением.
