Я ничего не ответил. Едва ли она была первой, кто полагал, что службы новой англиканской церкви оказались плохой заменой древним обрядам прежнего вероисповедания.
— Вы пробыли здесь недостаточно, чтобы узнать этот город, — сказала миссис Борроу.
— Тогда расскажите мне о нем.
— Страсти… — вздохнула она. — Страсти тут накалены до предела. Когда пробуешь описать этот город словами, звучит совсем неважно. Тупые, бесконечные склоки… родовая вражда, уличные драки. Воровство и избиение жен. Человека могут убить за сущую мелочь. За сущий пустяк. Но сложи все воедино, и порой тебе кажется, что это место уподобилось незаживающей ране, в которой смердят заражение и гной. Умерщвление плоти.
Мои глаза, наверное, расширились от ее красноречия и силы убеждения. Я задумался над тем, что говорил Ковдрей о свете, который некогда излучало аббатство. Словно огромный неугасимый маяк. Дающий свет утешения. И аббатство возникло здесь задолго до города, который вырос поблизости, чтобы служить его нуждам. Теперь же маяк угас, и обездоленный город пал жертвой…
Почти возле всякого святого места имеется высота, которую Сатана прибирает к рукам, чтобы превратить ее в свою смотровую башню.
Раньше я считал себя знатоком теологии, но эта область мне была незнакома. Складывалось впечатление, будто долгие годы учебы прошли для меня даром. Я опустил взгляд на святой источник, кровавый источник, железный источник, а необычный холм, словно тяжкая ноша горбуна, давил меня своим весом.
Я знаю наверняка, что существуют такие места, где сама земля говорит с нами. В давние времена люди были к ней ближе. Все люди, не только жрецы. Когда я размышляю над этим, мне иногда кажется, что даже создатели Библии, возможно, подошли ближе к возвращению тех утраченных знаний, и только твердость их веры помешала им испытать их.
Я обратился к миссис Борроу:
— Так что же видения?
Она прикрыла платьем колени.
— Кто способен отличить видения от признаков наступающего безумия?
— Или одержимости?
— О да, в Гластонбери одержимых хватает. Нечистая сила располагает тут редкой свободой действий.
— Не могли бы вы… — В горле пересохло, точно в пустыне. — Не могли бы вы разъяснить мне получше?
— Это так важно, доктор? — Миссис Борроу взглянула на меня с неожиданным подозрением. — Так важно для составления описи королевских древностей?
Она словно пробудилась ото сна… Словно мы оба находились под действием чар, которые ей непременно надо было разрушить.
— Просто интересно, — ответил я. — Вот и все.
— Нам пора возвращаться. — Она смотрела куда-то вдаль, сквозь деревья, поднимаясь неуклюжими движениями на ноги. — Меня ждут больные.
Схватив сумку раньше, чем я успел до нее дотянуться, миссис Борроу зашагала между яблонями и едва не столкнулась с запыхавшимся верзилой Мартином Литгоу, конюхом моего друга Дадли.
— Прошу прощения, доктор…
Краснота на лице, всклокоченная желтовато-соломенная шевелюра взмокла от пота, и глубокая, неровная царапина на щеке.
— Ужасно рад, что нашел вас. Хозяин…
Я подскочил к нему.
— Ему стало хуже?
— Нет, у него… все по-старому. Спал, когда я уходил. Просто он сказал — до того, как заболел, — чтоб мы хорошенько присматривали за вами.
— За мной?
— И что мне делать? Хозяин в лежку, а мне еще кормить лошадей. Пришлось позволить вам уйти одному. — Он повернулся к миссис Борроу. — Простите, не знал, что вы пошли вместе с ним, доктор.
Конечно, он знал об этом, раз следил за нами, но я не упрекал его.
— Мартин, я взрослый человек.
— Я-то что, я вижу, только хозяин считает…
И как только тебе удалось выжить без меня в трущобах Парижа и Антверпена?
— Да-да, — перебил его я. — Знаю, что он думает, Мартин. — Я смотрел ему прямо в глаза и говорил, выделяя каждое слово, в надежде внушить мысль о том, что я занимался сбором ценных сведений. — Доктор Борроу проводила меня к святому источнику, чтобы набрать железной воды. Чтобы мастер Робертс быстрее пошел на поправку.
— Ну да, ну да, — закивал головой Мартин. — Конечно, сэр. — Поправляя кожаную куртку, он скосил взгляд на миссис Борроу. — Куда хотите, сэр, раз такое дело. Думаю, мастер Робертс не возражал бы.
— Какое дело?
Мартин Литгоу осторожно подмигнул мне.
И о чем он подумал?
Мои щеки налились кровью, и я почувствовал жар.
— Тогда не буду вам мешать, сэр. — Он просиял улыбкой.
— Нет… Мартин…
— Ай?
— Если желаешь помочь… — Я старался подыскать слова, которые звучали бы не так повелительно. — Ты мог бы поговорить кое с кем. Вчера Ковдрей рассказывал о бывшем монахе из аббатства, который теперь подковывает лошадей. И я подумал, что ты, как конюх, мог бы познакомиться с ним под благовидным предлогом.
— Это можно.
— Ты знаешь, что мы ищем, какие сведения нам нужны и для каких целей.
— Ну да.
— И мог бы осторожно все разузнать…
— Думаю, вашей кобыле понадобятся новые подковы на обратный путь до Бристоля.
— Превосходный предлог для знакомства.
— Идет. Разыщу этого парня и вернусь к вам в трактир, доктор Джон.
Литгоу пригладил копну волос, простился коротким поклоном с миссис Борроу и запетлял между яблонями, оставив нас наедине. Я собрался с силами и выдавил неловкую улыбку.
— Поскольку обычно я имею дело с рукописями и книгами, мои товарищи считают меня плохо приспособленным к внешнему миру.
— Для меня большая загадка, почему они о вас такого мнения.
Ее губы не улыбались, но глаза радостно танцевали, и беспокойство, скопившееся во мне, прорвалось наружу.
— Я хочу посмотреть церковь.
— Церковь?
— Ту церковь. На холме. На холме дьявола. Кем бы ни был тот дьявол — волшебником Мерлином, королем эльфов или… Для католика любой протестант уже сам по себе дьявол.
Я сказал слишком много. Как всегда, когда волнуюсь.
— Но там одно запустение, — возразила она. — Даже от башни остались только голые стены.
— Останки церкви вы называете запустением? А что это за террасы вокруг холма? Похоже на старое военное укрепление.
Миссис Борроу пожала плечами.
— Древности — моя работа, — твердо объяснил я. — Не могу пропустить такой случай.
По правде сказать, не знаю, почему я решил взойти на тот холм, имевший столь угрожающий вид. Но, может быть, именно потому, что выглядел он угрожающе. Я хотел показать, что не боюсь бросить вызов самому Сатане. А может, всего лишь смертному человеку.
