Салем писал, что Джерри в последнее время очень переменился и мало походил на прежнего Джерико. Солдаты прозвали его Святой Смит — не за кротость или религиозное рвение, а намекая на то, что долго ему не жить.
В то самое время, когда Эшли пыталась вызвать Рэй на откровенность, Джерри находился в непосредственной близости от лагеря генерала Корнуоллиса на реке Йорк и проводил рекогносцировку — проще говоря, шпионил. Редкая рощица, где он залег, плохо подходила для этой цели, поэтому в рыхлой почве пришлось выкопать углубление. Пока он работал, его рубашка вымокла насквозь, грязный френч стал волглым, и от него разило так, словно под подкладкой издохла какая-то мелкая живность. В сапогах, казалось, скопилась вся выкопанная земля. Одним словом, Джерри испытывал невыразимый дискомфорт, что ничуть не улучшало и без того неважного настроения. Оглядев свои руки, он шепотом выругался. Больше всего на свете он ненавидел грязь под ногтями. Ох как был прав Том Пейн, когда писал: «Бывают минуты, когда нам требуется все отпущенное природой терпение».
Не без труда подавив желание вычистить ногти, Джерри развернул кусочек бумаги и начал заносить туда расположение английских позиций. Чертеж должен был быть очень точным. Он сосредоточил внимание, и это позволило отвлечься от досадных мелочей, опасности и изнурительной жары.
Траншеи кишели красными формами, наводя на мысль о вишневом дереве, усыпанном спелыми ягодами. При мысли о том, что скоро, очень скоро урожай будет собран, Джерри улыбнулся. Корнуоллис окопался не в самом удачном месте. Хоть позиции и располагались на обоих берегах реки, фланги противника были обращены к морю и укреплены значительно хуже. И неудивительно, ведь Англия была крупнейшей морской державой и считала моря и океаны без малого своей собственностью. Но на сей раз англичане явно просчитались. Вскоре им предстояло быть отрезанными от своих морских сил французским флотом: адмирал де Грасе уже приближался к побережью.
Во всяком случае, таковы были последние сведения. Войска Вашингтона — восемь тысяч солдат и офицеров — сгорали от желания получить наконец поддержку с моря. Французское подкрепление приближалось и по суше. Граф Рошамбо уверял: его соотечественники прибудут точно в срок и задуманная блокада войск Корнуоллиса будет успешно осуществлена. Чтобы не допустить грабежей и погромов, этого бедствия военного времени, он из собственного кармана финансировал повстанцев. Обносившиеся и голодные, люди вполне могли махнуть рукой на дисциплину. Генерал Вашингтон сделал ставку на скорое появление адмирала де Грасе и перешел в наступление.
Набрасывая чертеж с механической аккуратностью, Джерри размышлял над тем, знает ли Рэй, как близко они находятся сейчас друг от друга. Впрочем, вряд ли ей было до этого дело. Наверняка девушку больше занимало то, что ее братья находятся при Вашингтоне, а Шеннон с небольшим гарнизоном остался в Нью-Йорке, чтобы отвести подозрение от главных сил армии. Ради успеха кампании генерал Клинтон должен был оставаться в неведении насчет этого марш-броска.
Джерри думал и о том, что Маклелланам скоро предстоит узнать, как обстоят дела. Еще несколько дней — и население в окрестностях Йорктауна сильно увеличится за счет народного ополчения и моряков. Вашингтон намеревается обосноваться в Уильямсберге, недалеко от Маклеллан-Лэндинга. Очень скоро весть об этом разойдется по всем окрестностям. Судя по тому, как тщательно англичане возводят укрепления, они ожидают серьезного столкновения.
Закончив чертить, Джерри спрятал карту в специальный кармашек под подкладкой шляпы. Почему-то считалось, что обувь — наилучший тайник, но любого разведчика начинали обыскивать именно с сапог. Джерри не раз приходилось отпускать шуточки в том смысле, что шпионов давно пора вешать за ноги — за их самое натруженное место. Юмор висельника. Вспомнив, что его называют Святым Смитом, он поспешил прикрыть волосы, маяком сиявшие под ярким солнцем бабьего лета. Потом он устроился в своем окопе и приготовился ждать ночи.
Святой Смит. Лежа на спине, Джерри сложил на груди руки и закрыл глаза, превратившись в покойника. Надо сказать, ему было не слишком удобно. Оставалось надеяться, что смерть принесет с собой некоторый комфорт. Этот довольно зловещий ход мысли, заставил Джерри непроизвольно поежиться. Впрочем, тот факт, что он счел собственные мысли довольно мрачными, уже был шагом вперед. Все последнее время он только и занимался тем, что играл со смертью в кошки-мышки. Рассерженный Вашингтон в конце концов вызвал его к себе и устроил такой разнос, какого Джерри не случалось получать со времен глупой юношеской бравады. Он не помнил, какие оправдания придумывал своему легкомыслию, но в любом случае они не имели ничего общего с правдой. А какова правда, он и сам точно не знал. Знал только, что махнул рукой на осторожность сразу после того, как навсегда простился с Рэй. С того дня он хватался за безнадежные дела, словно ему не терпелось свести счеты с жизнью. Но почему? Он старался не слишком в это углубляться. Вот и теперь Джерри посчитал, что для праздных размышлений сейчас не время. Он нуждался в отдыхе и вообразил нечто умиротворяющее — гладкий, как стекло, пруд. Не прошло и пары минут, как он уже спал.
Однако сны было не так легко контролировать, как мысли. Спокойная гладь пруда, на которую он смотрел в надежде обрести душевный покой, заколебалась, по ней прошла легкая рябь. Поверхность воды слегка вспучилась, образуя контуры женского лица, рисуя его черты.
Первыми появились глаза — ясные, живые, изумрудно-зеленые, лукаво приподнятые у висков, словно глаза шаловливой лисички. Темные ресницы затрепетали и полуопустились, сделав взгляд призывным. Затем оформился изящный, лишь самую малость курносый нос, по нему разбежалась россыпь веснушек и выплеснулась на округлости щек. Юная женщина поднялась из воды. Она легко дышала, полуоткрыв губы, давая возможность видеть между ними белую полоску зубов. В повороте ее головы читалась неуверенность, а в позе — вопрос. Кончик языка нервно скользнул по губам. Она твердо встретила взгляд Джерри. Впервые он не ощущал себя беспомощным перед ней. Он протянул руку, предлагая ей выйти из воды, и юная женщина приняла ее, Шаги ее были так же легки, как и дыхание. Капли воды обрамляли белое горло жемчужным ожерельем. Устремляясь к нему, она взялась за его руки повыше локтей, словно искала опоры.
В этот момент Джерри понял, что он любит Рэй Маклеллан, потому что иначе его объятия не обещали бы ей ни поддержки, ни безопасности. Он привлек ее к себе, такую хрупкую и прекрасную, и ощутил твердые вершинки ее маленьких грудей. Они прильнули друг к другу губами и остались в этой позе. Поцелуй был чудесной прелюдией к слиянию их тел, и вообще все было чудесно, все было просто упоительно… до тех пор, пока Рэй с силой не ткнула длинным острым ногтем ему в грудь.
— Спрячь когти! — прорычал Джерри, раздраженный этой неожиданной демонстрацией силы.
Ответом был грубый смех и мужской голос:
— Ты слышал, Закери? Он думает, что пристраивается к кошке!
— Экий баловник! Разбуди его, Дуган.
Джерри открыл глаза. Багинет[1]Дугана навис над его пахом. Облившись ледяным потом, он ожидал, что оружие вонзится в его напряженную плоть. Но англичанин лишь подтолкнул выпуклость самым кончиком.
