Глава 1
— Тетя Рэй! Тетя Рэй! Смотри! — Кортни Маклеллан подняла подол розового платьица чуть ли не до колен и закружилась на своих маленьких крепких ножках. — Ну разве мама не чудо? Даже если приглядеться, все равно не найдешь, где Томми Миллер порвал мне рукав!
Рэй Маклеллан с нежностью взглянула на четырехлетнюю племянницу, перевела взгляд на свою невестку и уже в который раз изумилась их поразительному сходству: те же черные, как эбонит, волосы, та же фарфоровая белизна и нежность кожи. Девочка унаследовала от матери не только изящество телосложения, но и веселые искорки в глазах, обрамленных густыми ресницами. Только у Эшли Маклеллан глаза были почти изумрудно-зелеными, а у Кортни — сероватыми, как у отца.
Рэй вспомнила, как утром рассматривала свое лицо в зеркале. Заметив на носу подозрительного вида пятнышки, она с отвращением поняла, что это россыпь веснушек, и теперь корила себя, что осмелилась выйти на яркое весеннее солнце без шляпки. Из всех Маклелланов, когда-либо появлявшихся на свет, она одна имела несчастье родиться рыжей. Впрочем, это было громко сказано: волосы, сплетенные в тугой низкий узел на затылке, казались скорее каштановыми. И все же стоило Рэй встать рядом с любым из темноволосых братьев или с белокурой сестрой, как яркий оттенок ее собственных волос становился совершенно очевидным. Зная, что рыжие славятся необузданным темпераментом, она носила строгую прическу в надежде, что внешняя добропорядочность поможет держать нрав в узде. Порой Рэй чувствовала себя подкидышем среди спокойных, сдержанных Маклелланов, и веснушки служили тому еще большим подтверждением.
Эшли, качавшая на коленях младшего сына, заметила рассеянность золовки.
— Довольно, Кортни! От твоих пируэтов у меня кружится голова. И не приставай к тете Рэй с вопросами — тебе известно, что у нее эта ужасная весенняя простуда. Бедняжка! Она совсем потеряла голос!
Рэй только улыбнулась, когда Кортни в приступе раскаяния бросилась ей на шею, а потом затихла, уткнувшись лицом в колени. Устоять против такого напора нежности было невозможно. Рэй взяла племянницу на колени и начала тискать в своих объятиях.
— Баловница! — произнесла она одними губами, когда Кортни подняла на нее глаза.
— Мама, мама! Она назвала меня так же, как зовет папа! — Девочка засмеялась, но почти сразу сникла. — Когда он вернется?
— Скоро, милая, скоро.
Все тот же малоутешительный ответ, который Эшли неизменно давала дочке. От Рэй не укрылась прозвучавшая в голосе женщины тоска. Впрочем, она отлично знала, как сильно Эшли скучает по мужу, и еще больше любила ее за это. Салем был для Рэй ближе других братьев, Гарета и Ноя, потому что лучше ее понимал. Ему не приходило в голову относиться к сестре снисходительно или свысока, он один принимал всерьез ее горячее сочувствие освободительной борьбе колоний. Отчасти все это было заслугой Эшли. Однако эта хрупкая, похожая на фарфоровую статуэтку женщина имела прочные убеждения. Именно по ее настоянию два года назад Салем пригласил сестру погостить у них в доме столько, сколько она пожелает. Поначалу Рэй решила, что Эшли движет желание вовлечь и ее в политическую драму, ставшую неотъемлемой частью их жизни, но вскоре она поняла, что причина в другом. Круги, в которых приходилось вращаться ее невестке, состояли по большей части из тех, кто лелеял надежду остаться под крылом у Британии. Ей сильно недоставало общности интересов.
Рэй приняла приглашение с большой благодарностью. Она сильно тяготилась жизнью в Маклеллан-Лэндинге, с родителями, сестрой, а главное, молодым мужем сестры. В глубине души Рэй осознавала, что они с Троем Лоусоном неподходящая пара. Она не столько любила его, сколько воображала, что любит. Более того, все это время она подозревала, что Трой неравнодушен к другой. И когда дело дошло до разрыва, была уязвлена в первую очередь гордостью Рэй. Но время залечило рану, а разлука помогла забыть этого мужчину. Поэтому Рэй была безмерно благодарна за приглашение…
— Я знаю, что скоро, но когда? — между тем настаивала Кортни.
Голосок племянницы вернул Рэй к действительности, и она с нежностью поправила гладкий черный локон.
— Мама не знает, — прохрипела она.
— Как смешно ты говоришь, тетя! Прямо как старый Джейкоб!
Эшли засмеялась, а Рэй подумала, что ее хрип в самом деле напоминает голос старейшего из слуг, который жил в доме родителей. Казалось странным, что Кортни помнит Джейкоба — ведь ей не было и трех, когда она побывала в Маклеллан-Лэндинге.
— Как она может его забыть? — сказала Эшли, заметив удивление золовки. — Ведь Джейкоб делал ей игрушки, и она не отходила от него ни на шаг. Думаю, бабушка была не в восторге, но молчала: Трентон был такой непоседа, что на двоих внуков у нее просто не хватило бы сил.
Девочка умолкла, занявшись брошью, что скрепляла шаль на груди ее юной тетки.
— Еще вопрос, кто больший непоседа, — прохрипела Рэй.
— Ради Бога! — вскричала Эшли, зажимая уши. — Лучше уж молчи. Даже слушать и то больно! Хочешь еще горячего чаю?
Рэй сделала большие глаза.
— Знаю, знаю, — вздохнула Эшли. — Чай не из твоих любимых напитков. Ну а для меня это часть прошлого, от которого нельзя полностью отречься.
При этом по ее милому лицу прошла тень печали: в Англии Эшли вела не самую приятную и беспечную жизнь, и продолжалось это до вмешательства некоего Иерусалима Маклеллана. Рэй захотелось как-то утешить невестку, но она удержалась, понимая, что Салем сделал бы это лучше, так как больше знал о прошлом жены и о призраках, что порой являлись перед ее мысленным взором.
— Не обращай внимания, — сказала чуткая Эшли. — Без него я часто предаюсь мрачным размышлениям, что, конечно же, глупо. Пора забыть и про Найджела, и…
Рэй метнула на Эшли предостерегающий взгляд, но поздно: Кортни уловила незнакомое имя и тут же забыла про брошь.
— Кто такой Найджел, мама?
— Много будешь знать — скоро состаришься, — нахмурилась Эшли, но смягчилась. — Он приходится мне дядей. У тебя ведь тоже есть дяди… только я своего не слишком жалую.
— Почему?
— Он не из приятных людей.
— Почему?
— Потому что не умеет любить.
Эшли умолчала о том, что одна большая любовь в жизни Найджела все-таки была. Он был безумно привязан к своей сестре-двойняшке, и это в конце концов убило ее. Эшли всегда глубоко сожалела о том, что не знала свою мать, но старалась подавить мысли о ней из страха перед горестью, которую они приносили. И дядя Найджел, и его нездоровое чувство собственности — все это осталось в прошлом, и лишь долгая разлука с мужем будила воспоминания. И когда это происходило, Эшли вновь задавалась вопросом: навсегда ли она свободна от дядиных интриг, в полной ли она безопасности?
