Наступило молчание.
— Ты все еще... хм?
— Хочу покончить с собой? — Он вздохнул. — Да, я полагаю, что я так и сделаю, на самом деле. У Крапивы будут Копыто, Шкура и Вадсиг. С ней все будет в порядке.
— Нет смерть!
Прилипала улыбнулся:
— Кто такая Крапива, патера?
— Моя жена. Вы же ее знаете, конечно.
— Э-э... темный день для меня, а? Хвастался. А теперь я собираюсь... вмешаться. Ты разве нет? И она? Муж. Долгое отсутствие, а? Один, гм, ожидает... гм... теплых отношений.
— Нет, Ваше Высокопреосвященство. Она этого не хотела, да и я тоже; но если бы мы так поступили, то, конечно, в этом не было бы ничего плохого.
— Я, хм, прекращаю суд, а? Исповедь, тоже.
— Вы не можете быть таким жестоким, Ваше Высокопреосвященство.
— Не могу, а? Я, гм, считаю иначе. Ты все еще, хм? Отвергаешь дар, а? Дар жизни, патера. Посмотри на меня, а? Посмотри на меня и скажи, что ты больше не желаешь, э-э, освобождения. Ты можешь это сделать?
Его глаза были устремлены в землю:
— Нет, Ваше Высокопреосвященство. Если бы я взял с собой Хряка... если бы я мог как-нибудь это сделать…
— Воздержись. Для детей, а? Для килек, эти твои «если».
Ответа не последовало.
— Эта, гм, церемония. Бракосочетание, а? Ты ее помнишь?
— Да, Ваше Высокопреосвященство.
— Хорошо? Э... отчетливо?
— Очень отчетливо, Ваше Высокопреосвященство.
— Я... гм... проповедь. Сокращенно, э? Да-э-сокращенно, пока священный огонь, э? Но сначала... гм... чтение. Ты не был, э-э, невнимательным.
— Надеюсь, что нет, Ваше Высокопреосвященство.
— Я, гм, подошел к амбиону, а? Взял Писания?
— Да.
— И... хм... тогда? Что дальше, патера? Пожалуйста, пролей свет.
— Вы нашли отрывок, в котором говорится о браке...
— Нет! Ты... э-э... ошибаешься. До того.
— Подождите минутку. — Его указательный палец рисовал маленькие круги на правой щеке. — Я вспомнил. Вы открыли Писания, очевидно, наугад, прочитали отрывок и, казалось, отвергли его. Тогда вы обратились к отрывку о браке.
— Я, э-э, сообщил первый отрывок, патера?
— Вы имеете в виду, прочитали ли вы его вслух? Нет, вы прочитали его молча, а потом открыли книгу в другом месте.
— А вы... э-э-э... сформировали теорию для объяснения этого, хм?
— Только самую очевидную, Ваше Высокопреосвященство. — Говоря это, он почувствовал ледяной укол страха, который не мог бы объяснить. — Первый пассаж не подходил для свадьбы.
Взмах головы Прилипалы очистил его глаза от жидких волос.
— Еще как, гм, подходил, патера. Ваше собственное слово, а? Это... э-э... неоспоримо. Очень, гм, подходил. Я, хм, отклонил, а? Тем не менее. Ошибка. Э... гордыня. Знал лучше, чем боги, а? В моем, гм, возрасте я должен быть мудрее. — Прилипала поднялся. — Может быть, э, ты не оскорбишься моим коротким отсутствием? Я скоро вернусь. Может быть, э, ты насладишься хорошей погодой?
— Разумеется, Ваше Высокопреосвященство. Я буду здесь, когда вы вернетесь.
— Отлично. Я надолго не задержусь.
— Добр Шелк! — по-своему попрощался Орев.
Теперь, когда он смотрел на удаляющуюся спину Прилипалы, его руки были неподвижны. Прошла минута, потом еще две. На том же дереве, где сидел Орев, запел крапивник, а потом улетел, продолжая петь.
— Бедн Шелк, — с простодушным сочувствием заметил Орев. — Бедн, бедн. Бедн Шелк!
Он встал и принялся расхаживать по маленькому садику, поворачивая налево — к докам и морю, направо — к фермам и горам, потом снова налево.
— Я заключенный в камере, — сказал он Ореву, — и этот высокий человек в черном вернется с моим смертным приговором. Я знаю это и ничего не могу с этим поделать. Скажи Крапиве, что я любил ее, пожалуйста. Ты сделаешь это?
— Птиц речь.
— Спасибо. — Он снова сел, обхватив голову руками. — Я любил и Сухожилие. Копыто, Шкуру и Крайта. Джали и Саргасс. Я не должен был любить никого из них — они были почти такими же эгоистами, как и я, Орев. Но я сделал это и спросил Великую Сциллу на Витке красного солнца, как мне снова найти Саргасс.
Орев резко свистнул.
— Она научила меня, как общаться с ее сестрой здесь. Такова была наша сделка, но я не воспользовался этой информацией. Я никогда не воспользуюсь ей, пока Крапива жива.
— Хорош Шелк!
— Но больше всего я любил Шелка. Я пытался брать пример с него, и видишь, сколько промахов я допустил. Когда же мне наконец дали шанс сделать что-то для него, я потерпел поражение.
Прилипала, вернувшийся с потрепанным томом, уловил последние несколько слов:
— Ты не... гм... промахнулся мимо цели. Э... Рог. Да, Рог.
— Вы слишком добры, Ваше Высокопреосвященство. Я промахнулся.
Вернувшись на свое место, Прилипала сказал:
— Возможно, ты... гм... заметил, что я называю тебя патерой?
— Да, Ваше Высокопреосвященство. Многие так делают из-за сутаны, хотя я знаю, что я не авгур. Я уже устал возражать и вообще не обращаю на это внимания.
— Я... э-э... понимаю. — Прилипала поднял книгу. — Хресмологические Писания, а? Из твоей собственной четверти Солнечная улица. Спасена от... э-э... всепожирающего пламени. Мной, патера. Видишь, как обгорела обложка?
— Да, Ваше Высокопреосвященство. — Он осторожно коснулся обесцвеченной кожи, словно это была змея. — Она принадлежала Шелку? Он читал из нее — из этого экземпляра — в мантейоне, когда я был мальчиком?
— Хм... э... нет. Не, э, совсем так, патера. И все же ты... хм... почти прав. Почти в… э... цель. А теперь к делу, а? Разреши мне.
— Конечно, Ваше Высокопреосвященство.
— Атас! — крикнул Орев со своей ветки.
— Из нее я читал на... э-э... бракосочетании. Я уже... а... нашел? Внимательно изучил ее, чтобы обнаружить отрывок, который отверг. Ошибка... э. Гордыня. Я, гм, подумал, что будет лучше, если ты это не услышишь, а? Но по ошибке. По ошибке. Но поправимо, а? Я сейчас же исправлю ее. Из ошибочного — правильное.
Смутная боль, которую он временами ощущал в груди, вернулась. Он сделал настолько глубокий вдох, насколько мог, вспоминая мечи в башне палачей. Люди должны были класть свои головы на плаху, чтобы их отрубили этими мечами, и они делали это, часто с большим мужеством.
— Может быть, ты... э-э... ознакомишься, патера? Я, гм, пометил это место.
Кто-то другой, кто-то очень далекий, сказал:
