самого озера, вдруг показались ей небесными садами, полными волшебных плодов, вкусив которые сразу узнаешь все тайны мира. И кто-то давно забытый и некогда родной звал её туда, – явно мужской силуэт, так похожий на того, чьё имя навсегда было табуировано. Загадочный и вдруг возникший зеркальный блик ослепил её. Она закрыла глаза не от нестерпимой боли, а чтобы не ослепнуть от красоты нездешнего пейзажа, чтобы не увидеть воочию того, кого вдалеке не было, да и быть не могло.
Длинная тень упала на камень, на Олу. Она увидела тень даже с закрытыми глазами. И открыв их, увидела длинные стройные ноги, обутые в странные ботинки. Штаны незнакомца были, впрочем, вполне обычные. Дешёвые довольно штаны. Простонародные. Ола так и не изжила своего сословного снобизма, хотя и сидел он в ней где-то очень глубоко и скрытно от других. Поднять глаза выше ей было страшно. Светловолосый молодой незнакомец стоял к ней лицом, освещаемый сзади низкой предвечерней Ихэ-Олой, и поэтому она не сразу его разглядела. – Ар-Сен! – вдруг произнесла она, и её губы заплясали сами по себе от вдруг возникшей всеохватной дрожи. Она даже не сообразила, что настоящий Арсений давно уже не молод, как и она сама. – Ты пришёл меня забрать в Надмирные селения? – Она перевела взгляд на тот далёкий берег, где и померещился ей Ар-Сен – возлюбленный её юного некогда сердца, обладатель её глупого и прекрасного тогда тела. Там не было никого, ни единой души. А розоватые облака растительности – миражных садов гасли на глазах, погружаясь в сумрачную тень. И не смог бы никто живой и настоящий так вот быстро перелететь через водную преграду и очутиться здесь у камня.
Нет! Это был чужой парень. Она никогда его не видела.
– Я не Ар-Сен, – сказал он приятным и дружелюбным голосом, – Я – Кон-Стан. А как вы сюда попали? – он был заметно удивлён.
– А как сюда попал ты? – не растерялась она.
– Я совсем другое дело. У меня тут своё средство передвижения. Вы-то точно им воспользоваться не смогли бы.
– Но ведь я тут, – ответила Ола.
Он пожал плечами. – Значит, как-то вы сюда прошли. Икри говорила, что в горы нет никаких выходов. Больше нет. А прежде были. Все запечатаны до времени.
– Запечатаны? Кем? Как же запечатаны? Или у тоннелей есть охранитель и владелец их тайн?
Он молчал. Или не знал или не хотел говорить. Ола продолжила свой допрос твёрдым голосом женщины, привыкшей к власти над людьми. – Кто такая Икри? Её мать зовут Инэлией?
– Да, – ответил он просто. – Мать Икри носит такое имя.
– А сама Икри тебе кто? – мягко, но с наработанной и профессиональной привычкой брать всякого в свой оборот Ола напирала на парня.
– Жена, – ответил он охотно, но, ничуть не поддаваясь магии её многолетнего профессионализма ставить всякого ниже себя. – Икри – моя жена.
– У тебя с нею есть дети? – поинтересовалась Ола совсем по-бабьи.
– Нет, – ответил он. – У нас не может быть общих детей. Но у нас в семье много детей. Приёмных.
– А-а, – разочарованно протянула Ола, жалея и его, и бесплодную Икри. – Выходит, Икри так и не нашла того, кто смог бы разбудить её спящую утробу. Это плохо.
– Плохо, – согласился он просто и так же охотно. – Медицина тут бессильна. И даже волшебство Инэлии.
– Так ты веришь в волшебников? – изумилась Ола. – Такой большой мальчик и веришь в чудеса?
Он ничего не ответил, и Ола решила, что она и без того залезла слишком глубоко на чужую территорию, и фигурально и конкретно тоже. – Прости, – сказала она, – случайно вышел этот нелепый и неделикатный допрос. Но я хорошо знала Инэлию и её дочь. Только давно было. Икри была тогда совсем юной. А потом я как-то отдалилась от них. Жизнь стала слишком уж быстрой и насыщенной событиями и прочей работой. – Ола была ужасно рада тому, что теперь она не пропадёт в незнакомом месте, имея рядом такого могучего и доброго по виду человека – мужа красотки Икри, обладающего собственной тайной прохода по тоннелям. Она начисто забыла, что пришла сюда умирать. Ведь она того и хотела, затеряться тут и сгинуть навсегда. А уж от какой причины, неважно. Может, в пропасть свалилась бы, может, утонула бы, сделав заплыв на огромное расстояние, чтобы не иметь сил для возврата.
– Ты не знаешь, кто живёт в той башне и странных сооружениях? Там кричали дети…
– Знаю, – вздохнул он и сел на песок. – Там живёт сестра Руднэя со своим мужем Сиртом. У них трое детей. С ними живёт также дряхлая старушка Финэля и очень маленькая женщина Инэя со своим таким же маленьким мужем из племени низкорослых людей. Его привёл сюда Сирт для Инэи. Живут дружно, хотя нелегко, конечно. Я их оберегаю и помогаю, чем могу. Но выпустить отсюда их было нельзя. До времени, пока не… – он замолчал.
– Пока что? – Ола прижала руку к сердцу, боясь, что оно вдруг остановиться, и она так и не увидит своего сына и своих внезапных внуков.
– Пока не будет распечатан тот самый тоннель, по которому вы, похоже, и пришли сюда. Так было озвучено десять лет назад Тон-Атом. А Тон-Ат не тот, кто бросает слова на ветер.
– Бросает слова на ветер, – повторила Ола странную фразу.
– Выходит, их срок заточения подошёл к концу. Да и то, сколько же можно? Руднэй простил Сирта и сестру давно, но с отцом он спорить не способен.
– Каким стал Сирт? – спросила Ола, несчастная и счастливая одновременно мать.
– Каким? Большим и бородатым тружеником – семьянином. Суров, печален, но насколько я понимаю, он добрый и умный человек, никогда не бывший ни жестоким, ни властолюбивым. Что-то на него тогда нашло…
– Инара навела морок на его голову! – вскричала Ола, – разве не ясно? Как мой бедный сын живёт с этой ведьмой? Она наверняка изгрызла его до самых костей!
– Инара – ведьма? – Кон-Стан покачал головой, отрицая умозаключение Олы. – Она нежнейшая мать и кроткая трудолюбивая жена. Она любит Сирта. Они счастливы, и я даже думаю, не жаждут покинуть здешние места.
Только тут до Олы дошло, что древняя Финэля жива!
– Как выглядит и чувствует себя старая бабушка, что живёт с ними?
– Да ничего себя чувствует, хотя и похожа на ожившие мощи. Сама бегает на своих костлявых ножках. Странная бабуля, но не в том смысле, что головой ослабела, нет! Здравая голова вполне, но склонна к чрезмерной мистике. Меня, к примеру, обзывает небесным оборотнем и весьма не любит. А
