Кулак Цыганкова врезался в нос Виталия. Виталий не успел вытащить руки из карманов и брыкнулся на спину. Бандит справа молниеносно пошел на Игоря. Тот, что был слева, двинулся к Лехе. Бок Королева прошило резкой болью – кастет. Цыганков собирался прыгнуть на смирно лежавшего Виталика, но не успел – такой же кулак с кастетом врезался ему в щеку. Леха попытался пнуть противника в пах, но промазал и споткнулся. Откуда-то сверху прилетел удар ботинком. Надо спасать сумку, мелькнуло у Королева: он пополз в ее сторону, но удары стали чаще. Раньше, чем Леха закрыл лицо руками, он заметил, что Игорь тоже лежит, но его бьют двое. Вдруг удары прекратились, раздался треск доски.
– Я тебя в натуре прирежу! – истерично заверещал Виталик.
Потом заорал Ринат, и вместе с его криком площадку залило сиянием и голубыми вспышками.
– Шухер! Менты! – пробасил голос.
Леха открыл глаза. Покрытие корта стерлось, от него пахло павшей листвой. Попытался дотянуться до сумки. Она была на месте. «Лучше бы не было», – с усталостью подумал Королев, перевернулся, чувствуя боль в груди, и уставился в небо.
– Вызовите «Скорую», у него из ноги кровь идет, – раздался голос майора.
Леха медленно повернул голову. Наташка сидел рядом и зажимал ногу. Вид у него в свете фар был бледный, он попытался улыбнуться Королеву. Чуть дальше медленно отполз и прислонился к сетке Цыганков, потом сплюнул на себя тягучую кровавую слюну.
«Быстро приехали. Повезут в Семашку», – впервые испугался Леха.
Его подняли и понесли. От боли все вокруг померкло, а потом снова вспыхнуло.
– Его надо посадить, – сказала врачиха.
– Я сам, – ответил Леха.
Вот мама с Люськой, дядя Витя с клюкой, отец Рината, Ветка, соседи, врачи, милиция. Майор достает из сумки трехлитровую банку огурцов.
– Угощайтесь, гражданин начальник, – слышится где-то рядом слабый голос Цыганкова, потом его сдавленный кашель.
Ноябрь. Улица Ново-Вокзальная
Леха лежал в коридоре перед большим полукруглым окном во всю стену, вспоминая историю дяди Толи. Хотелось почесать бок, но дерматит на животе был покрыт липкой мазью. По словам врача, если не трогать – раздражение исчезнет.
Прошло три дня, синяки еще болели, но валяться в койке уже надоело. Ребра срастутся через две-три недели, там и срастаться нечему, так, пара трещин. Выпустят к пятнице. Королев сел и нашарил тапки. Прошел по пустому коридору. После обеда и до часов посещения в отделении было тихо, как на Безымянском кладбище. Леха посмотрел вниз, на лестницу к первому этажу, и решился. Спуск давался нелегко, к последним ступенькам на лбу даже выступил пот.
Мать говорила, Ринат лежит где-то внизу слева. Пришлось заглядывать во все палаты. В одной из них под капельницей лежал Наташка.
– Проходи, проходи, сынок, – заметил его дед с забинтованной рукой.
– Заходи, Лех, – открыл глаза Ринат. – Я не сплю.
– Ты как?
– Нормально. Врачи сказали, ходить буду.
– Как же он тебя? Я толком не видел.
– Ножом выкидным. Под живот, гнида, метил. Я успел ногу подставить.
– Глубоко порезал? – не знал больше, что спросить, Леха.
– Хромота на всю жизнь.
– Дела, – расстроился Королев.
– Ладно. Нога-то при мне, а то прыгал бы на обрубке, как дядя Толя, – улыбнулся Наташка. – Как сам-то?
– Легко отделался. Трещины в ребрах и так, по мелочи. Синяки, ссадины, они ж кастетом били…
– Как Игорь?
– Не говорят. Хрен его знает, его вдвоем били.
– Ползал, когда его увозили, – вставил Ринат.
– К нему не пускают никого, мент у палаты дежурит. – Оба друга помолчали. Пожилой сосед собирался уйти из вежливости, но, услышав столько интересного, присел на кровать и взялся за кружку с чаем. – Ты как там оказался?
– Как, как… – махнул рукой Наташка. – Не сиделось дома, решил сходить посмотреть. Как подошел, вас уже мутузят вовсю. Я отломил доску от ящика и дальше не особо думал.
– Спасибо, друг.
– А-а-а, в жопу. Не говори, чего не знаешь.
Леха пропустил эту отговорку, в палату вбежала медсестра:
– Вот он где гуляет! Все отделение на уши поставил! Быстро наверх, Королев, тебя милиция ищет!
* * *
Правый глаз Цыганкова был закрыт, левый все равно был под марлевой повязкой и ничего не видел. Дышать было больно, и чтобы отвлечься, Игорь пересчитывал языком оставшиеся зубы. Выходило каждый раз по-разному: от двадцати двух до двадцати шести.
Дверь в палату заскрипела, шаги замерли рядом с койкой.
– Доброе утро, Цыганков, спасибо за огурцы, – пахнул табаком майор. Игорь приоткрыл глаз в знак приветствия. – У меня для тебя тоже есть сюрприз. Сержант, заводи!
Игорь с трудом повернул голову. В палату вошли трое здоровых парней, один из них – с уродливым шрамом слева на лбу, наползавшим на глаз.
– Узнаете? – строго спросил майор. Три «быка», как по команде, кивнули без особого энтузиазма. – Ждите в коридоре.
Цыганков попытался улыбнуться оставшейся частью лица.
– Обычная розыскная работа: посмотрел все драки за последние месяцы, заявления, сначала по Безымянке, потом по городу, почитал показания, их в травмпункте дают и в больницах. Потом сопоставил, нашел этих ребят, расспросил, надавил, твое фото показал. Все сошлось. Принимай срок, Цыганков. Нанесение тяжких телесных, нарушение срока исправительных работ, до семи лет. Семь тебе и вкатают, обещаю.
Игорь спокойно смотрел на майора одним глазом.
– Понимаю. Тебя тюрьмой не испугаешь, – задумчиво сказал майор. – Но как же вы, суки, надоели. Что ж вам как людям не живется?!
Цыганков молчал и взгляда не отводил.
– Здорово, я смотрю, тебя отделали, но мало. Как отойдешь немного, в тюремную больницу тебя переведем. Ты под следствием, дежурный у двери стоит, никаких посетителей, понял?! – Майор встал, собираясь уйти. – Думаешь, ты всех обманул, Цыганков? Ты себя обманул. Че ты вытаращился?! Че ж тебе еще надо?!
– Курить охота, гражданин начальник, – глухо сказал Игорь.
– Кури, как дотянешься! – Майор бросил пачку с коробком в другую сторону палаты и вышел, хлопнув дверью.
Цыганков почесал повязку, оттолкнулся от тумбочки и не спеша дошел до папирос. Постоял и вернулся к окну. После первой затяжки глухо закашлялся и сморщился от боли. Вторую сделал поменьше и приноровился. Потом спрятал пачку под матрас, осторожно лег и почти сразу уснул.
* * *
– Можно я присяду? – спросил Леха у майора, занявшего его койку.