И запекал их в соусе румяном. С корицей пудинги иль с майораном Умел варить, тушить он, жарить, печь; Умел огонь как следует разжечь; Похлебку он на славу заправлял; Эль лондонский тотчас же узнавал.
Повар, нанятый мастером Элиасом, привез с собой своих слуг, а в Париже взял два франка для оплаты их работы и чаевые. Затем были еще швейцары, «грузные и сильные», которые стояли у дверей, и чиновник, чтобы подсчитать расходы, хлеборезы и водоносы, два сквайра, которые прислуживали у кухонного шкафа, выдавая тарелки и блюда, еще два — у другого шкафа, выдавая ложки и чашки и наливая вино для гостей, и еще двое — в буфетной, выдавая вино, которое подносили им их слуги. Пир обслуживали два метрдотеля, которые расставили серебряные солонки на столе для почетных гостей, а также четыре больших позолоченных кубка, четыре дюжины простых кубков, четыре дюжины серебряных ложек, кувшины и кружки для подаяния и блюда для засахаренных фруктов, а потом провожали гостей на отведенные для них места. У каждого стола был главный официант и двое подавальщиков, девушка, которая изготовляла для гостей венки из цветов, женщина, следившая за бельем и застилавшая супружескую постель[17], и прачка. Полы были усыпаны фиалками и зеленой травой, а комнаты украшены майскими ветками (все это было куплено рано утром на рынке); имелся большой запас факелов и свечей. Небольшие свечи ставили на столы, накрытые для ужина, а большие факелы воткнули в держатели на стенах или раздали гостям, чтобы они несли их во время торжественной процессии, ибо ужин закончился «танцами, пением, вином с пряностями и процессией с зажженными факелами». По этому случаю менестрелям заплатили восемь франков, помимо ложек и других подарков, полученных ими во время пира; были приглашены также акробаты и мимы для развлечения гостей. Если бы мастеру Джону и его маленькой хозяйке пришлось готовить большой пир, после такого описания они не наделали бы ошибок и смогли бы порадовать истинного эпикурейца, который устроил его ради них. Домовладелец выписал многие рецепты из других кулинарных книг, но подробности вышеописанного пира он, скорее всего, узнал от самого мастера Элиаса, и мы легко можем себе представить, как они качали от удовольствия своими седыми головами, пока один рассказывал, а другой записывал.
Кулинарная книга заканчивается разделом, содержащим рецепты того, что домовладелец назвал «вещичками, которые не являются необходимостью». Это рецепты различных джемов, большей частью сделанных из меда; в Средние века джемы делали и из овощей, ибо домовладелец пишет о джеме из репы, моркови и тыквы. Есть рецепт изысканных сиропов из различных пряностей (поверим автору на слово, что они имели изысканный вкус) и пудры из имбиря, корицы, кардамона, гвоздики и сахара, которой посыпали еду, как мы сейчас посыпаем сахаром; рецепт гиппокраса (вина с пряностями), вафель и засахаренных апельсинов. Домовладелец приводит очень мудрые советы о том, какие блюда подходят для разных сезонов и как лучше готовить и подавать их. Но самыми интересными являются не кулинарные рецепты, а рецепты совсем другого характера — как изготовлять клей и чернила, как выращивать маленьких птичек в клетках и вольерах, как готовить песок для песочных часов, делать розовую воду, сушить розы для перекладывания ими одежды (как мы сегодня перекладываем ее лавандой), как вылечить больные зубы и излечиться от укуса бешеной собаки. Для этого нужно было использовать заговор того же типа, который применялся для лечения лошадей: «Возьмите корочку хлеба и напишите на ней слова: „Bestera bestie nау brigonay dictera sagragan es domina siat siaf“». Вспомним, что нация, придумавшая подобный заговор, четыре века спустя дала миру Пастера.
Я думаю, что из столь захватывающей книги встают яркие образы домовладельца и его молодой жены. Присмотримся к ней. Утром она вставала гораздо раньше, чем современные дамы, хотя и не так рано, как монахини, которым нужно было спешить к заутрене, ибо в этот час, как говорил ей ее муж, замужним дамам вставать не приличествует. Затем она умывалась, гораздо меньше, чем современные дамы, возможно, ополаскивала только лицо и руки, и читала утреннюю молитву, а потом очень тщательно одевалась, ибо знала, кто за ней следит, и шла с дамой Агнесс, бегуинкой, к мессе, опустив долу глаза и сложив руки поверх своего красочного передника. После мессы, а быть может, и исповеди она возвращалась и проверяла работу слуг, которые должны были подмести зал и комнаты, вытереть пыль, выбить подушки и покрывала и прибрать везде, после чего она давала мастеру Джону-управляющему указания по поводу обеда и ужина. После этого она посылала даму Агнес проверить, накормлены ли ее собачки и птички, «ибо они не умеют говорить, поэтому говорить и думать за них должна ты, если у тебя они есть». Если она жила в доме своего поместья, то должна была подумать и о скотине на ферме, и дама Агнес должна была проверить, как ухаживают за ней пастух овец Робин, пастух быков Джоссон, пастух коров Арнул, доярка Жаннетон и жена фермера Оделина, которая работала на птичьем дворе. Если же она была в своем парижском доме, то вместе с горничными вытаскивала из больших сундуков платье и меха и расстилала их в саду или во дворе на солнышке, выбивала пыль небольшой палкой, встряхивала на ветру, выводила пятна с помощью того или иного рецепта, проверенного на практике ее мужем, выискивала своим острым взглядом моль или блоху.