Далее в том же письме посол убеждал Нератова, что «Россия должна обладать и Босфором и Дарданеллами и пользоваться ими для своих военных судов наравне с Турцией. Проливы, действительно, ключ к Русскому дому, и ключ этот должен, рано или поздно, перейти в русские руки»[331].
В Петербурге тоже расценили сложившуюся международную обстановку как благоприятную для предстоящих переговоров по обозначенным вопросам.
19 сентября (2 октября) 1911 г. Нератов в письме Чарыкову в Константинополь указывал на то, что франко-германские переговоры о Марокко, начало итало-турецкой войны, смена младотурецкого кабинета министров благоприятствуют началу переговоров с Турцией об изменении соглашения 1900 г. о железных дорогах в Малой Азии, а может быть, и о более общих взаимных интересах. К письму Нератов прилагал проект декларации, одобренный российским правительством. Проект должен был служить основанием для переговоров посла с Портой[332]. Проект декларации состоял из четырех частей. В первой части, обозначенной литерой «А», русское правительство отказывалось от своих привилегий на железнодорожное строительство в Северной Анатолии, полученных по русско-турецкому соглашению 1900 г., и не станет противодействовать привлечению иностранных капиталов, необходимых для постройки железных дорог в Северной Анатолии. При этом отказ России от своих привилегий был формальным, а по существу российское правительство по-прежнему сохраняло право на железнодорожное строительство.
Вторая часть декларации, с литерой «Б», касалась вопроса о режиме в проливах Босфор и Дарданеллы и прилегающих к ним территорий. Императорское правительство обязывалось «оказывать турецкому правительству действенную поддержку для сохранения нынешнего режима в проливах Босфор и Дарданеллы, распространяя ее на прилегающие территории, в случае если этим последним будут угрожать иностранные вооруженные силы»[333]. Оттоманское правительство со своей стороны должно было дать обязательство «не препятствовать проходу русских военных судов через проливы при условии, что эти суда не будут останавливаться в проливах, если это не будет особо обусловлено»[334].
Эта часть декларации имела для турок определенную ценность в условиях войны с Италией и осложнения ситуации на Балканах. В обмен на открытие Проливов для русских военных кораблей русское правительство гарантировало статус-кво в районе Проливов. Но и такая гарантия уже была по существу нарушением данного статуса.
Третья часть декларации («В») предусматривала согласие России на сохранение трехпроцентной надбавки на турецкие таможенные пошлины, срок которой истекал 13 (26) июня 1914 г.
В последней, четвертой части декларации («Г») российская сторона предлагала выкупить у Турции три строящихся броненосца. Эта статья была явно неприемлемой для турецкого правительства, так как имела целью сохранить превосходство русского флота над турецким в Черном море.
Препровождая составленный в МИД проект декларации, Нератов предписывал Чарыкову «ограничить в начале предмет переговоров вопросом о замене соглашения 1900 г. более подходящим к изменившимся условиям»[335]. Остальные же статьи «являются, однако, лишь факультативными придатками к основному соглашению о железных дорогах»[336]. Чарыков мог «воспользоваться ими в отдельности или вместе или оставить их вне обсуждения в зависимости от общего хода переговоров»[337].
Нератов специально обозначал вопрос о железнодорожном строительстве как основной, ставя его на первое место. Дело в том, что министр финансов Коковцов в письме от 28 июля (10 августа) 1911 г. не разделял предложения коллеги и не видел «никакой органичной связи между вопросами о строительстве железных дорог в Малой Азии и открытием проливов для русских судов». К тому же он считал «преждевременным входить с Портой в переговоры по вопросу о проливах, поскольку этот сложный вопрос еще недостаточно выяснен»[338].
Для того чтобы частично снять с себя ответственность в случае провала переговоров, Нератов предлагал российскому послу на свое усмотрение и в зависимости от настроения турок возбудить «факультативный» вопрос о Проливах в переговорах с Портой. По-видимому, не желая вступить в противоречия с министром финансов, временно управляющий МИДом обозначил вопрос о Проливах как «факультативный», хотя сам так не считал.
Необходимо отметить, что Чарыков вместе с Извольским, бывшим министром иностранных дел, уже совершали попытку открыть Проливы в 1908 г., но встретили противодействие со стороны Англии.
24 сентября (7 октября) Чарыков, получив проект Нератова, решил его немного отредактировать. Посол посчитал, что успех переговоров только по вопросу о железных дорогах весьма проблематичен, потому что Турция будет разочарована утратой права самостоятельно осуществлять железнодорожное строительство на своей территории. По мнению Чарыкова, «только расширение программы переговоров может привести к заключению соглашения между двумя странами по этому вопросу». «Расширенная программа переговоров и включение вопроса о Проливах, — писал он, — является как нельзя более желанной и соответствует теперешней конъюнктуре»[339].
Дипломат также предложил дополнить вторую статью декларации, касающуюся вопроса о Проливах, новым пунктом следующего содержания: «Равным образом императорское российское правительство обязуется предлагать свои услуги с целью облегчить установление между оттоманским правительством и Балканскими государствами прочных добрососедских отношений на основе status quo»[340]. Наметив дополнительную к проекту Нератова программу переговоров с Турцией, Чарыков торопил его с ответами и указаниями.
Как уже отмечалось, посол в письме от 17 (30) сентября большое значение для успешного ведения переговоров придавал получению согласия на открытие Проливов для русских военных кораблей от Италии и Франции — в первую очередь, а затем и от других великих держав.
24 сентября (7 октября) Нератов телеграфировал Чарыкову в Константинополь: «Преподанные вам указания высочайше одобрены, благоволите возможно безотлагательно приступить к переговорам, не придавая, однако, своему обращению характера резких и бесповоротных настояний»[341]. Одновременно исполняющий обязанности министра иностранных дел сообщил Чарыкову, что мысли посла, изложенные им в секретном письме от 17 (30) сентября, уже осуществлены.
