Кроме того, в Кёнигсберге существовало кладбище для животных. С маленькими могилами и надписями на табличках. Располагалось оно западнее железной дороги Холландер Баум — Нордбанхоф и доходило до Эрлиххаузен-штрассе (ныне территория, примыкающая с севера к милицейскому стрельбищу). Его назвали Собачьим, крестов там не ставили, но прийти и почтить память своего хвостатого любимца было можно.
Те, кто хоть раз хоронил в нашем городе четвероногого друга, это поймут и оценят… Свою кошку Соньку — очаровательное существо с эльфийскими ушками и мягкой серой шёрсткой — мы закопали с внешней стороны ограды Старого кладбища, под кустом. Эти кусты давно разрослись и перепутались ветвями, и где именно зарыта умершая кошка, мы уже не знаем.
Кота Мурзика, верно прослужившего нашей семье весь отмеренный ему век, отец положил в мешок и увёз на окраину города, где насыпал над ним скромный холмик — естественно, не сохранившийся.
А один мой знакомый закопал своего погибшего пса в коробке из-под магнитофона у себя на даче. И всё это тихо, тайно… чтоб никто не увидел и не оскорбил скорбное действо усмешкой или гневным окриком. Как-то вот не принято в нашем городе плакать по хвостатым друзьям — хотя очень часто они бывают ближе и преданнее друзей двуногих.
«Вот где красота была…»
Первые советские переселенцы были потрясены видом немецких захоронений.
«‹…› Вот где красота была, — вспоминает Е. П. Кожевникова, — цветы, кустарники, в четырёх местах по углам стояли колоночки с водой».
Ирина Васильевна Поборцева добавляет:
«Ну просто чудо из чудес! Памятник весь был сделан из серого гранита. Идёт священник. Действительно, идёт, как живой. Ряса развевается по ветру. На груди висит большой крест. Видно каждое деление цепочки, каждую складку на одежде, каждый волосок на голове. А самое главное чудо — это его пояс: простая верёвка, но так выразительно сделано, что все узелочки, переплетения видны; вот если бы не дотронулась рукой, никогда бы не поверила, что это сделано из камня… На поясе связка ключей. Причём ни один ключик не был похож на другой» («Восточная Пруссия глазами советских переселенцев»).
Однако расположение кладбищ в центре города — теперь уже Калининграда — казалось его новым жителям неестественным. Опять же, местные власти взяли курс на тотальную ликвидацию прошлого. Вот ещё одно свидетельство:
«Нам говорили, что на местах этих кладбищ будут парки. Мы, молодёжь, по выходным дням, на воскресниках там работали: подходили к могилам по нескольку человек, и если захоронение было небольшое, то просто брали надгробия и плиты и клали на грузовик; если же могила была большая, то сворачивали надгробия и плиты с помощью ломов. Куда потом это девалось — нас не интересовало. В нас ещё оставалась ненависть к немцам, да и воспитание было такое: „Раз надо, значит надо“. Ведь немцы наших убивали».
И ещё:
«Наше отношение к немецким кладбищам было дикое. ‹…› Для нас немецкое было вражеским. А раз враги — надо им мстить. Даже мёртвые — это фашисты. Когда я впервые в 1961 году посетила посёлок Чистые Пруды, я увидела русское кладбище, заботливо ухоженное немцами. Мне это казалось диким. Как это, немцы русским делали могилы? Не могла этого понять…» («Восточная Пруссия глазами советских переселенцев».)
…В результате этого всего в пятидесятые годы городские кладбища Кёнигсберга были превращены или в сады (сейчас заброшенные), или в парки Калининграда. Или просто застроены.
Человеческие останки вывозили грузовиками
К примеру, напротив бывшего магазина «Океан» простиралось кладбище. После войны его территория превратилась в зелёную зону. Поверх разграбленных немецких могил был устроен Сиреневый сквер. А когда на смену социализму пришёл новый российский капитализм, вчерашний инструктор обкома КПСС, а ныне депутат-банкир затеял на месте сквера «проект века» — культурно-деловой центр «В честь 750-летия города». Заполучив разрешение муниципальных властей, вырыл котлован (человеческие останки вывозили грузовиками) и выгодно перепродал «проект» Росгосстраху. А возвели не то, что обещали. Новостройка — «Clever house» — стоит буквально на костях. Дорогие магазины, модные бутики, рестораны, гостиница… Весьма удачное место.
Впрочем, парк культуры и отдыха имени Калинина (ныне Центральный) также вырос на костях девяти разных кладбищенских участков. Парк Балтийский разбит на месте Хабербергского кладбища.
Есть и ещё одно обстоятельство: первых переселенцев, умерших в период с 1945 по 1948 год, зачастую хоронили рядом с немцами. К примеру, католическое кладбище на улице Камской до шестидесятых годов было советским — как и католическое на нынешней Лесопарковой. Так что «под нож» (точнее, под трактор) были пущены и могилы своих.
Уцелело, в сущности, только 2-е кладбище Королевы Луизы — теперь это наше Старое, на проспекте Мира. Оно сильно разрослось с довоенных времён. При немцах могилами был занят маленький сектор справа и слева от часовни, а вокруг находился опытный участок по выращиванию сельхозпродукции Кёнигсбергского университета. Теперь за оградой — дачи, гаражи…
Последнее «мяу»
Естественно, такие вещи даром не проходят. Можно быть завзятым материалистом, но трудно отрицать, что в местах, где десятилетиями скапливалась массовая энергетика горя, едва ли кто-то будет чувствовать себя комфортно и счастливо. Атмосфера «давит». Не зря во всём мире стараются превращать места глобальных сражений или трагедий в мемориальные комплексы.
Можно верить или не верить, но на месте Трагхаймской кирхи (ныне улица Подполковника Иванникова), окружённой кладбищем, в наши дни была построена многоэтажка. По закрытой медицинской статистике, процент онкологических больных среди жителей этого дома гораздо выше, чем в домах соседних. Равно как и процент нервных срывов и расстройств.
