Однако не стоит забывать о двух важных аспектах. Во-первых, все работы, проданные на аукционах по высоким ценам, были выставлены коллекционерами, ни одна из этих картин не продавалась самим автором, и поэтому крупные суммы, указанные в аукционных пресс-релизах (а каждая из картин «Город и луна» 1959 года и «Бани» 1966 года ушла на торгах в 2007—2008 годах более чем за триста тысяч долларов), были выплачены отнюдь не художнику. Во-вторых, к тому времени, когда картины стали пользоваться спросом, О.Я. Рабин находился в Париже уже тридцать лет!.. Особенно трудными в этой связи были 1980-е годы, когда покупателей из СССР быть не могло, а западные дипломаты и журналисты, интересовавшиеся «другим русским искусством», приобретали произведения живописи исключительно в России.
Альбом «Оскар Рабин. Три жизни», выпущенный к персональной выставке в Третьяковской галерее (Москва, 2008). На обложке – фрагмент картины О.Я. Рабина «Бутылки и завод», 1959 г.
Во вневыставочный период работы О.Я. Рабина увидеть достаточно сложно, если только вы не приглашены домой к самому художнику или не собираете его произведения: в постоянных экспозициях Третьяковской галереи представлены три работы («Один рубль № 3» 1967 года, «Луна и череп» 1973 года и «Виза на кладбище» 2006 года), Московского музея современного искусства – одна («Натюрморт с сумкой» 1989 года), Русского музея в Санкт-Петербурге – также одна («Автопортрет с женой» 1992 года), в созданном Асланом Чехоевым на Васильевском острове «Новом музее» – две («База № 50» 1962 года и «Сельская жизнь» 1973 года). В Музее неофициального искусства 1950—1970-х годов, находящемся при Российском государственном гуманитарном университете и созданном на основании коллекции Л.П. Талочкина, представлены две работы О.Я. Рабина: «Оптимистический пейзаж» 1959 года и «Пьяная кукла» 1972 года. Когда в Москве был открыт Музей актуального искусства Art4.ru, то в его фондах можно было увидеть три работы О.Я. Рабина: «Храм Флора и Лавра» 1964 года, «Вестник» 1997 года и «Деньги» 2001 года. Кроме этого, версия «Паспорта», созданная в 1972 году, иногда экспонируется в Фонде Дины Верни в Музее Майоля в Париже, а некоторые картины из собрания Нортона Доджа (из огромной коллекции которого, включающей тысячи полотен разных авторов, экспонируется всего 126 работ) – в музее Зиммерли в Нью-Брансуике в Нью-Джерси. Вот и все из примерно полутора тысяч работ, созданных выдающимся художником за более чем полвека творческой деятельности!.. Совершенно необходима организация обширной музейной экспозиции, освещающей историю второй волны русского нонконформистского искусства, в которой под работы Оскара Рабина был бы отдан отдельный зал. К сожалению, открытие такой выставки пока не планируется. К настоящему времени в России и во Франции изданы альбомы, позволяющие составить адекватное представление о живописных (и в меньшей мере – графических) работах О.Я. Рабина. Однако никакие альбомы не заменят созерцания подлинных полотен, которые остаются недоступными для любителей искусства.
Будучи в 1978 году лишенным советского гражданства, Оскар Рабин не подозревал, что когда-нибудь снова сможет оказаться на родине. Спустя двенадцать лет, в 1990 году, гражданство было ему возвращено245, хотя лично он не был информирован об этом. «В одной из российских газет появилась статья, в которой сообщалось о несправедливости в адрес некоторых деятелей культуры; там мелким петитом в числе прочих значилось и мое имя. Говорилось, что указы, лишавшие этих людей гражданства, отменяются; нам прислали эту газету в Париж – если бы я ее не видел, я бы и не знал об этом. Официально никто тогда ничего не объявил, и никаких действий за этим не последовало», – рассказывал художник246. В Россию же Оскар Рабин и Валентина Кропивницкая впервые после долгого перерыва прилетели лишь в 1993 году, в связи с проведением выставки их работ в Русском музее. Пробыв всего два дня в Петербурге, они поехали в Москву, где провели две недели. «Валя месяца два-три не могла прийти в себя. Мы пятнадцать лет жили во Франции и привыкли к мысли, что не увидим наших родных, пока советская власть. И тут все перевернулось. Жена месяца два-три не понимала – на каком свете живем? Вроде любит Париж, а вроде уже и не любит. Но потом все встало на свои места, жизнь берет свое», – вспоминал О.Я. Рабин247.
«Дом у человека по-настоящему – один. Настоящий, подлинный дом. Мне хорошо в Париже, работается хорошо, и жить хорошо, спокойно. То, о чем я всю жизнь мечтал, когда я жил в России пятьдесят лет, о том, чтобы у меня были такие условия, как это у меня случилось здесь. Я спокойно работаю, рисую, как я хочу, никто мне ничего не указывает. Кроме того, имею возможность показать свои работы и жить на средства от моих работ. Собственно, то, о чем я мечтал всю жизнь там, в Советском Союзе, но там это мне, как правило, не удавалось», – признавался Оскар Рабин Галине Аккерман248. В Париже художнику удается придерживаться такого образа жизни прежде всего благодаря вниманию к его работам со стороны покупателей и ценителей искусства, заработавших состояние в постсоветской Москве. Живопись О.Я. Рабина высоко оценивается ведущими искусствоведами: он избран почетным членом Российской академии художеств и признан классиком российского искусства.
Оскар Рабин и Валентина Кропивницкая в Москве, 2008 г. Фото из архива Оскара Рабина
Александр Авдеев, будучи российским послом во Франции (позднее он стал министром культуры), привез Оскару Рабину и Валентине Кропивницкой новые российские паспорта. Вручая их, он удивлялся: «Ведь гражданство вам вернули в 1990 году, как же у вас нет паспортов?!» «Как-как, ну вот нет, – рассказывал мне Оскар Рабин. – Указ о возвращении гражданства опубликовали, а паспорта никто не прислал – а мы и не просили. Как-то была у меня в гостях француженка, зовут ее Шарлотт Валигора [автор статьи о творчестве О.Я. Рабина в альбоме «Три жизни», изданном под эгидой Русского музея в 2008 году], и слова за слово, обсуждая мой “Паспорт”, единственную мою работу, когда-то экспонировавшуюся в Центре Помпиду, я сказал ей, что вообще советский паспорт у меня есть только на картине. Она очень удивилась и начала действовать, написав почему-то письмо президенту Франции Жаку Шираку. Там, получив такое письмо, видимо, удивились еще больше, а оттуда, уж не знаю как, оно поступило в посольство России во Франции»249. «И вот как-то посол Авдеев приезжает ко мне вроде бы картинки посмотреть. А начинает с другого: “Официальная часть – сперва… В общем, мы предлагаем вам или российский паспорт, или постоянную визу”. Я выбрал паспорт. С меня попросили только три фотографии. Анкету даже сам консул за меня заполнил»250. «Это было важно для самосознания – я больше не иностранец», – объяснял Оскар Рабин мотивы принятого им решения251. За двадцать постсоветских лет Рабин и Кропивницкая побывали в России пять раз, но в каждый приезд задерживались здесь не более двух недель подряд. Как бы ни было сложно воспринимать Францию в качестве «своей» страны, новая постсоветская Москва стала для них не менее чужой и далекой… Душой Оскар Яковлевич остался там, куда съездить уже нельзя: нет ни Лианозово, ни Софронцева, ни дорогих людей, с которыми в памяти сердца навсегда сопряжены эти места: сына Саши, Евгения Рухина, Надежды Эльской…
