Но для Агаты возвращение в Англию стало возвращением к оставленному там кошмару. Им пришлось снять небольшую дешевую квартирку в Челси. Теперь уж было не до прислуги или прогулок в парке. Деньги, оставшиеся после смерти матери, ушли на покрытие расходов за злосчастный Стайлс, и хотя после его продажи и раздела имущества супругов Кристи они должны были вернуться, пока рассчитывать приходилось на свои силы. Возможно, ошеломленная новизной ответственности, Агата преувеличивала стоявшие перед нею трудности, возможно, страх остаться без средств затмил более серьезные проблемы, но с этих пор она всю жизнь придавала финансовой стороне любой своей деятельности первостепенное значение.
Стремясь обеспечить себе свободу творчества, она решила отправить Розалинду в школу-пансион. Девочке еще не исполнилось восьми лет, но существовали закрытые учебные заведения и для маленьких детей. Сама Агата в детстве школ не посещала и ничего в них не понимала, поэтому целиком доверилась решению дочери. Та хорошо знала, чего она хочет. Она хотела поступить в самую большую и самую четко организованную школу во всем мире, чтобы ни одной минуты ее не предоставляли себе и не позволяли отвлекаться. Мать недоумевала: неужели такая полнейшая регламентированность приятна! И никогда не осознала, что предельная насыщенность школьной жизни мешала девочке вспоминать все, что она потеряла, защищала от тоски и одиночества. Школа, где девочкам позволяли в духе новых веяний пользоваться большой свободой и даже самим выбирать себе предметы обучения, Розалинде крайне не понравилась: «Там чувствуешь себя, как на вечеринке. А если идешь в школу, хочешь чувствовать, что ты в школе, а не на вечеринке, правда же?»
Директриса другой школы, на которой Розалинда и остановила выбор, произвела на миссис Кристи сильное впечатление. Эта гранд-дама с изысканной твердостью ставила родителей на место и заставляла безропотно соблюдать школьные правила даже на пикниках в уик-энды. Позднее Агата Кристи вывела ее вместе с компаньонкой в романе «Кошка на голубятне», причем добродушной суетливой компаньонке досталась незавидная роль, а двум девочкам-героиням порознь приданы некоторые черты Розалинды: отсутствие воображения, деловитая забота о рассеянной матери и прекрасный аппетит. Но ни словом не упомянула она в романах или мемуарах тот факт, что в большинстве английских школ детям запрещали привозить игрушки из дома (и не давали их в школе, кроме спортивных). Теперь Синий мишка по полгода ждал свою хозяйку дома, а та училась жить без любимого друга.
Но кое-что для дочери Агата Кристи попыталась сделать. Ее именем она потребовала последней встречи с Арчи перед принятием окончательного решения о разрыве. Наивная душа! любому было ясно, что после пережитой ее мужем публичной травли его возвращение стало невозможным: он не простит тех мук, а позор бракоразводного процесса его уже не испугает.
«Мы с Арчи условились о встрече. Он выглядел больным и усталым. Поговорили о том о сем, об общих знакомых. Затем я спросила, каковы его намерения теперь, уверен ли он, что не может вернуться к нам с Розалиндой. Я еще раз напомнила ему, как она его любит, и рассказала, как она недоумевает, что его нет с нами.
Однажды с жестокой детской непосредственностью она мне сказала: „Я знаю, меня папа любит и со мной хотел бы жить. Это тебя он, наверное, не любит“.
— Из этого ты можешь заключить, — добавила я, — как ты ей нужен. Ты уверен, что ничего не можешь с собой поделать?
— Да, боюсь, не могу, — ответил он. — Я хочу в жизни только одного. До безумия хочу быть счастливым. А это невозможно, если я не женюсь на Нэнси. Последние десять месяцев мы не виделись — ее родственники, в надежде, что все забудется, отправили ее в кругосветное путешествие, но это не помогло. Единственное, чего я хочу и что могу сделать, это жениться на ней.
Итак, все было решено. Я отдала распоряжения своим адвокатам, мосты были сожжены».
Однако унизительная процедура бракоразводного процесса длилась еще долго. Обстановку в суде вспоминала Селия: «Это был кошмар, — этот развод. Стоять перед кучей людей… отвечать на вопросы… на вопросы очень интимного характера… при горничных… Наверное, уж легче быть разведенной. Тогда не придется стоять там…»
Только в начале 1928 года супруги окончательно расстались. И Арчи Кристи исчез навсегда — не только из ее жизни, но из истории. Журналисты потеряли всякий интерес к остатку его жизни. Преодолел ли он общественный остракизм, доволен ли был новым браком, приобрел ли состояние, занял ли приличное положение в обществе, с каким чувством встречал на обложках бесчисленных бестселлеров свое прославленное прежней женой имя, — никого не волновало. Он женился на Нэнси, и поскольку та не сделалась знаменитостью, прожил с нею всю жизнь, родил сына и умер в 1962 году. И это все, что о нем известно. Кристобаль Кристи разорвал отношения с младшим братом, его сын знал только о факте существования дяди, а внучка знала лишь то, что пожелала рассказать о муже в автобиографии Агата Кристи. Он хотел безвестности — он ее получил.
3
Так закончился первый брак Агаты Кристи. Но мучительные размышления о причинах развода, о муже и о себе, о правильности принятого жестокого решения терзали и терзали душу и мозг.
Таить в себе эти переживания, не иметь возможности ни с кем поделиться болью и сомнениями было невыносимо. Но кому их поверить? психотерапевту? с ним надо говорить, то есть прийти к чужому человеку и беседовать о самом сокровенном. Вдобавок она считала себя косноязычной, неспособной передать вслух желаемое. Посвятить во все задушевную подругу? такой рядом не было, рациональная Карло на эту роль не подходила, а вечно занятая неугомонная Мэдж умела оказать практическую помощь, но сочувствовать не умела. Что же было делать?! то единственное, что она могла — писать. Charta non erubescit (бумага не краснеет).
Писатель имеет возможность сделать то, что человеку, непривычному к письменному самовыражению, гораздо труднее — выплеснуть на бумагу все, таящееся в душе, освободиться от давящей ноши и тем сохранить психическое здоровье, а порой даже жизнь. Так в мучительных для него обстоятельствах разрыва с женой и родиной, на грани сумасшествия или самоубийства Байрон в Швейцарии писал и писал мрачнейшие по содержанию, длиннейшие и ужасающие по производимому ими впечатлению стихи, столь повредившие позднее его поклонникам-подросткам. Но зато медленно, целый год в эти стихотворения переливалась беспросветная тьма, затмевавшая его разум. Перелилась — и рассеялась. Его сердце и рассудок окрепли, и, перевалив через Альпы в Италию, он уже смог воспринимать жизнь во всей ее полноте, извлекать из нее радости, действовать на благо другим. Инстинктивно он нашел мудрейшее средство преодоления депрессии. Если бремя бытия покажется однажды невыносимым, напишите об этом, прочитайте написанное, — и мир вокруг посветлеет…
Идея оставалась жива и в XX веке, старший современник Агаты Кристи Сомерсет Моэм выразил ее эффектно: «Все недоброе, что может с ним случиться, он властен изжить, переплавив в строфу, в песню или в повесть. Из всех людей только художнику (слова. — Е. Ц.) дана свобода». Но Байрон или Моэм в творчестве искали только выхода обуревавшим их черным эмоциям. Агата Кристи сперва тоже не ждала большего.
