Роза ощутила, как в ней просыпается любопытство.
— Египет! Вы на самом деле были с ним в Египте? Вы видели иероглифы и сокровища? Может, вы даже Розеттский камень видели?
Улыбка француза немного потускнела.
— Возможно, немного неразумно, если вы меня простите, мадам, упоминать о Розеттском камне в присутствии французского ученого, который столько времени собирал информацию о потерянной цивилизации Египта. Мы очень сожалеем, что ваша страна посчитала нужным лишить нас самого большого сокровища. Поскольку оно действительно наше, мы его нашли, мы его вернули из тумана забвения. Оно не принадлежит вашей стране.
Он, наверное, уже хотел поклониться и удалиться, но Роза тронула его за руку.
— О, месье, простите меня. Я слышала эту историю. Забирать сокровище у тех, кто его обнаружил, было… неразумно, но камень может раскрыть тайны древнего мира, его знания и историю. Мы не должны ссориться из-за него, мы должны делиться знаниями.
— Пока что, мадам, это знание никому не открылось. Ни французам, ни англичанам, никому. Уже прошло два года с тех пор, как мы обнаружили камень в старом форте в Розетте. Древнегреческий текст был сразу же переведен. Но дальше дело не пошло. Нужно быть великим ученым, чтобы разгадать загадку иероглифов. Пока что иероглифы и прочие значки не расшифровали.
— Древнегреческий текст разочаровывает, не так ли?
Он бросил на нее удивленный взгляд.
— Вы прочли надпись на древнегреческом, мадам?
— Ах, перевод, конечно. Мне… посчастливилось получить экземпляр. Но я так ждала чуда, откровения, а обнаружила дифирамбы и хвалу очень молодому человеку.
Он смотрел на нее с восхищением, словно сам был очень молодым человеком.
— Мадам, я желаю представиться. Меня зовут Пьер Монтан. Вы первая женщина, которая читала этот перевод, из тех, кого я встречал.
Роза быстро ответила:
— Месье, простите меня, нельзя ли то, с какой частотой в греческом тексте упоминается имя царя Птолемея, сравнить с повторяющимися иероглифами? Даст ли это ключ?
— Хотелось бы, чтобы все было так легко, мадам. Конечно, мы заметили частотность. Но иероглифы, по крайней мере до сих пор, считались языком изображений, мистическим языком, который несет в себе скорее определенные секреты, чем просто звуки или буквы, которые следует перевести. — Роза вспомнила звезду, которую рисовала в детстве, изображая ею мать. Это был ее собственный язык картинок.
— Нужно многое обдумать, — продолжал он. — Нам кажется, что подсказки найдутся во втором тексте, в том, что написан на языке родственного народа. Он должен быть связан с иероглифами. Мы очень надеемся, что лингвистам удастся проследить связь. До тех пор мы можем только строить догадки, а это очень медленный процесс.
— Ах, — вздохнула Роза, внимательно слушая ученого.
— Да, мадам, я действительно видел этот камень. Я его изучал. Верхняя часть самая поврежденная. Именно там написаны иероглифы, многих не хватает. Но средняя часть, на которой находится текст на родственном языке, — самая полная.
— Ах, — снова вздохнула Роза, совершенно очаровав месье Монтана.
— Мы — я имею в виду французских ученых — работаем над опубликованием серии книг. Она будет называться «Description de l’Egypte»[47]. В ней будет описано множество прекрасных подробностей того, что мы видели.
— Тогда вы совсем не солдат, месье?
— Нет, мадам. Наполеон понял, что в Египте хранятся огромные знания. Он взял с собой очень много ученых.
— Каких именно ученых? Вы имеете в виду историков?
— Ученых-практиков, мадам, художников, математиков, лингвистов, химиков, писателей, архитекторов, археологов, среди последних — и меня. Мы провели там несколько лет, изучая культуру и памятники, а также строя дороги, больницы и мельницы.
— Ох! Неудивительно, что вы так расстроились из-за Розеттского камня.
— Наполеон Бонапарт любил Египет. Едва ли можно то же сказать об английских генералах, если вы мне простите это. Поэтому нас возмущает то, что у нас отняли Розеттский камень. Однако мы получили много информации. — Он улыбнулся, давая тем самым понять, что не пытается оскорбить ее. — Комиссия по делам Египта находится недалеко отсюда. Возможно, мадам, если вас так интересует Египет, вы с семьей могли бы взглянуть на некоторые изображения египетских древностей, включая иероглифы, которые мы собираемся опубликовать?
Лицо Розы осветила улыбка.
— Месье, это будет просто чудесно. Вы даже не представляете, как сильно меня это интересует. Я люблю иероглифы с детства. Мой отец был в Розетте, как англичане зовут этот город, еще в ранней молодости, задолго до моего рождения. Он назвал меня в честь этого прекрасного города. — Она увидела на лице ученого смесь удивления и восхищения.
— Quelle chance extraordinaire![48] — воскликнул он.
В этот момент она опомнилась:
— Ох, простите меня, месье, меня зовут Роза Фэллон. Я приехала сюда с матерью и братом моего усопшего мужа и с некоторыми знакомыми. Мы остановились в «Hotel de l’Empire». Мой муж был капитаном британского флота в Египте.
Какое-то мгновение он смотрел на нее с заметным удивлением.
— Ах, — сказал он наконец, — та самая виконтесса!
Ее удивил его тон. Роза не понимала, имеет ли он в виду ее или свекровь.
— Роза! Роза!
Роза быстро обернулась. Вернулась Долли. Она была очень взволнована, бледности как не бывало.
— Ах, Роза, я видела их комнаты.
Роза сразу же указала на Пьера Монтана, прежде чем Долли смогла сказать что-либо, не предназначенное для его ушей.
— Долли, это один из ученых месье Бонапарта. Он был в Египте и видел множество иероглифов, не картинок в книгах, а настоящих иероглифов. Месье Монтан, это леди Долли Торренс.
Лицо Долли застыло. В первое мгновение, захваченная последними событиями, она не заметила французского офицера. Высокого француза, ученого! Если она не упала в обморок по-настоящему тогда, то сейчас это вполне могло произойти.
— Ох! Ох! Enchantée[49], месье Монтан! Вы уже разгадали эти замечательные иероглифы?
— Еще нет, мадемуазель. Но мне приятно видеть, что так много английских дам проявляют к ним живейший интерес! Вы тоже читали перевод?
Ее энтузиазм заставил его улыбнуться.
— Нет, месье, конечно же, нет. Но я слышала о них от Уильяма, моего брата, который спас их.
