— Давно приехал? — мягко спросила мать.
— Не очень.
— Садовник сказал, что с тобой была девушка, — с нотками волнения в голосе заметила мать.
— Разве? Да, мама, я вспомнил, — оправдывался Рави, как набедокуривший школьник, — Зита, это Зита. Я встретил ее по дороге, совсем случайно!
— И ты привез сюда эту Зиту? — удивился отец.
— Отец, мама, она не такая, как мы о ней думаем! Она другая! Абсолютно! — стал убеждать Рави родителей.
Мать и отец переглянулись. Они заметили, что их сын совершенно переменился. Они не помнят его таким возбужденным, сияющим и радостным, пожалуй, с отроческих лет.
— Мы уже видели, какая она, — равнодушно бросил отец.
— В тот день для нас было устроено небольшое представление, — объяснил Рави.
— Не может быть! — удивилась мать.
— Да, мама, именно так. И сегодня она показалась мне совсем иной. Это поразительно, поверь мне. Очаровательнее девушки я не видел! Бывает же так!
Мать и отец молчали, осмысливая вдохновенную речь сына.
— Не знаю, как убедить вас. На словах этого не расскажешь! — возбужденно продолжал Рави.
— Ну так не томи, покажи нам свою красавицу в ином свете! — поторопил его отец.
— Сейчас! — обрадовался Рави и легко взлетел вверх по лестнице.
Он постучал в дверь и, робея, вошел. Гита, в ожидании его, расхаживала по комнате. Рави двинулся по направлению к ней, но, наступив на конек, упал и весело рассмеялся.
— Конек? — с веселой издевкой спросила Гита.
— Конек! — радостно отозвался растерявшийся Рави. — Их надевают…
— Надевают на ноги и катаются, — подхватила Гита.
— Да, — в тон ей ответил Рави.
— И падают иногда, — продолжала Гита лукаво.
— И падают даже, — подтвердил Рави, — и, кстати, мои родители внизу. Вы как?
Они счастливо улыбались друг другу. Гита протянула руки навстречу Рави и ответила:
— Я готова.
— Тогда пойдем? — спросил он.
— Пойдем, — ответила Гита, решительно направляясь к двери.
Рави, заметив, что Гита держится слишком свободно, дал ей совет:
— Вы все-таки индийская девушка, так? Стало быть, и походка ваша и весь облик в присутствии моих родителей должны быть робкими.
— Я постараюсь, — посерьезнев, ответила Гита.
— Прошу вас, не забудьте! — еще раз напомнил Рави.
— Ну я же вам сказала, что постараюсь!
— Хорошо, тогда пошли, — согласился Рави, — и не волнуйтесь! Не забудьте поздороваться и поклониться.
— А как поклониться? — не унималась Гита. При этом она весело улыбалась, словно дразня Рави.
Рави подошел к воображаемым госпоже Алаке и господину Чаудхури и, сложив руки на груди, поклонился.
— Теперь, я надеюсь, вы сможете повторить, ведь вы артистка!
— О да, конечно! — и Гита в точности повторила поклон, но с гораздо большей грациозностью, чем это было необходимо.
Рави недоумевал: или Зита разыгрывает его, или ей действительно никогда не приходилось бывать на приемах и в гостях.
— А кому сначала поклониться? — спросила она.
— Только не мне, — искренне рассмеялся Рави, невольно заражаясь веселостью, исходящей от девушки.
— Сначала надо поклониться маме, а потом отцу. Ясно? — терпеливо объяснял он.
— Ясно. А когда вам? — изобразив наивность, спросила Гита.
— Мне в другой раз, — отшутился Рави.
Господин Чаудхури и госпожа Алака сидели в роскошном холле, отделанном в золотистых тонах.
— Мне кажется, что наш мальчик влюблен, я изумлена его переменой, — сказала негромким и певучим голосом Алака.
— Ты, как всегда, сгущаешь краски, но в этом что-то есть, — усмехнулся в пышные усы супруг.
— А вот и мы, — послышался голос Рави. Они с Гитой медленно спускались по лестнице.
Гита старалась идти со скромной грацией, слегка переигрывая.
Увидев хозяев этого роскошного дома, красивых, благородных и еще не старых людей, она явно растерялась.
В просторном холле было уютно и светло. Пахло благовонием хушбу, розами и горелым сандалом.
На стене напротив висела большая картина в золоченой резной раме. На Гиту смотрел внушительного вида мужчина с пронзительно тяжелым взглядом черных глаз — раджа, один из предков Рави, как она узнала позднее. Он восседал на троне из слоновой кости, под пурпурной сенью, навесом, в парчовом одеянии. На его груди и в чалме, украшенной пучком павлиньих перьев, сияли крупные драгоценные камни. Огромный изумруд, свисавший с чалмы к переносью раджи, блистал, как третий глаз.
— Знакомить мне вас не надо, — с улыбкой начал Рави, — прошу вас, прошу, прошу! Сядем, мама?
— Можно садиться, — ответила Алака.
Все расселись вокруг изящного низкого столика. Воцарилось неловкое молчание. Было слышно, как тикают большие напольные часы. Рави и Гита смущенно хихикали.
Пауза несколько затянулась.
Рави понял, что все его наставления уже улетучились из легкомысленной головки Зиты; положение надо было спасать, и он, слегка наклонившись к Гите, еле слышно прошептал:
— Маме поклонитесь!
— А? — не расслышав, как можно тише ответила Гита.
— Маме и папе поклонитесь! — немного погромче повторил Рави.
Гита, наконец-то уразумев, чего от нее хотят, отвесила изящные поклоны, как учил ее наставник, сначала матери, потом отцу.
Рави облегченно вздохнул.
Чаудхури зачарованно смотрел на юную красавицу, и по его подобревшему лицу было видно, что он доволен.
Алака, с нежностью взглянув на Гиту, поняла настроение сына.
— Все ли хорошо? Все ли здоровы? — спросил отец, соблюдая обычаи Востока.
Гита сообразила, что речь идет, вероятно, о толстухе и ее седовласом муже в очках, но медлила с ответом.
— Отвечайте, — опять зашептал ей Рави.
— А… а! Все хорошо! И у вас здесь хорошо! Мне нравится! — справившись с замешательством, смеясь, ответила Гита.
Рави чувствовал себя не совсем уверенно; он боялся, что «Зита» опять не произведет на родителей должного впечатления. Но по выражению их лиц и интересу, с которым они смотрели на нее, он догадался, что пока все идет хорошо.
— Очень рад, — ответил отец, и продолжал: — А как здоровье вашей тетушки, ну и дядюшки тоже, конечно?
«О, мамочка, привязалась эта тетя!» — подумала про себя Гита, но вслух смиренно ответила:
