«Спрашивает, не слышал ли кто-нибудь из них о наших отцах», — догадался Соклей.
Офицер, должно быть, остался доволен полученным ответом, потому что следующий его вопрос прозвучал уже не так враждебно:
— Что везете?
— Пурпурную краску. Папирус. Чернила. Прекрасные родосские благовония, — ответил Соклей.
— Бальзам из Энгеди. Пару львиных шкур. Шкуру тигра из далекой Индии, — добавил Менедем.
Он ни словом не упомянул о тринадцати изумрудах, которые хранил в кошельке на своем поясе. Соклей удивился бы, если бы Менедем о них упомянул. Поскольку драгоценные камни были привезены контрабандой из Египта, здешние слуги правителя Египта скорее всего реквизировали бы их.
Соклей и сам ничего не сказал о черепе грифона, но по иной причине — он просто не мог вообразить, чтобы морского офицера заботили старые кости или чтобы тот усмотрел в черепе какую-либо ценность.
— Тигровая шкура? — переспросил офицер. — Покажи мне ее, и я дам тебе разрешение войти в гавань.
— Как скажешь, несравненнейший, — ответил Менедем.
Соклей не стал бы использовать столь саркастичное обращение по отношению к парню на борту военной галеры, способной раздавить «Афродиту» так же легко, как человек давит мышь, но его двоюродный брат всегда любил рисковать.
Менедем помахал тойкарху.
— Покажи шкуру, Соклей.
— Конечно, — ответил тот.
Менедем был уверен, что его двоюродный брат точно знает, где лежит шкура, и не ошибся. Соклей вытащил огромный мешок из промасленной кожи, который защищал тигровую шкуру от морской воды, и развязал сыромятные ремни. Пахнуло прогорклым запахом не очень хорошо обработанной кожи и, как полагал Соклей, самого тигра.
Пара моряков помогли ему развернуть огромную полосатую шкуру. Офицер наклонился, всматриваясь так пристально, что чуть не упал в море. И все моряки на борту галеры тоже разинули рты.
Наконец офицер пару раз моргнул и, казалось, пришел в себя.
— Я человек слова, — сказал он и махнул в сторону гавани Коса, лежащей в нескольких стадиях отсюда, — Вы можете продолжать путь.
— Риппапай! Риппапай! — выкрикнул Диоклей, выбивая удары своей колотушкой по бронзовому квадрату.
Когда гребцы принялись за работу, келевст на борту военной галеры также начал бесконечный напев. Три ряда ее длинных весел врезались в воду Эгейского моря. Галера Птолемея возобновила патрулирование, а «Афродита» заскользила к гавани.
* * *
Поиски места для швартовки заняли много времени и сопровождались громкими криками.
Здешняя гавань оказалась куда меньше родосской, и в ней было слишком мало навесов для судов, чтобы принять все триеры и еще большие по размерам галеры флота Птолемея; примерно половине военных судов пришлось пришвартоваться у набережной, как и множеству торговых. Из-за этого на места для торговых судов был большой спрос.
Менедем почти врезался в крутобокое судно, спеша захватить место в конце пирса. Стоявшие на палубе моряки этого судна, выкрикивая проклятия, приготовились отталкивать «Афродиту» шестами. Гребцы акатоса не остались в долгу, вопя еще громче и забористей. Поскольку команда «Афродиты» была раз в пять или шесть больше, она легко перекричала чужих моряков.
Как и в Книде, по пирсу к «Афродите» поспешил офицер, чтобы спросить, откуда пришла галера, где уже побывала, куда направляется и какой груз у нее на борту.
Терпение Соклея готово было лопнуть.
— Никто не травил нас так, когда мы были здесь год назад, — пожаловался он.
Офицер Птолемея пожал плечами.
— Тогда война еще не пришла в эти края.
Что было отчасти правдой, но лишь отчасти.
Соклей ответил ему так, как отвечал и в Книде:
— Эта война нас не касается. Мы, родосцы, свободны, независимы и нейтральны.
— Кос тоже свободен и независим, — ответил офицер.
Соклей едва не рассмеялся ему в лицо.
«У Коса есть свобода слушаться Птолемея, — подумал он. — Он может быть независимым до тех пор, пока Птолемей того желает».
К тому же офицер ничего не сказал о нейтральности Коса.
Менедем, некоторое время нетерпеливо барабанивший пальцами по рукоятям рулевых весел, которые теперь отличались друг от друга, осведомился:
— Так мы можем быть свободны?
— Полагаю, можете, — нехотя сказал офицер Птолемея. И задал тот же вопрос, что и человек на борту военной галеры: — У вас и вправду есть тигровая шкура?
— Клянусь египетской собакой — да, — ответил Менедем. — Ты не мог бы показать ее, Соклей?
— Почему бы и нет? — отозвался Соклей.
А он-то думал, что ему больше не придется трудиться, разворачивая шкуру и снова запихивая ее обратно в мешок. Как и в прошлый раз, когда он демонстрировал ее тому морскому офицеру, Соклей кликнул на помощь пару моряков, и вскоре они развернули шкуру тигра.
Не только офицер, но и его спутники, а также обычная толпа портовых зевак сгрудились на краю пирса, чтобы хорошенько ее рассмотреть.
«Мы должны брать халк или два за просмотр, как брали в прошлом году за просмотр павлинов», — подумал Соклей.
Офицер все смотрел и смотрел.
— Это… очень большой зверь, не правда ли? — наконец сказал он.
Судя по расстеленной шкуре, зверь казался даже больше, чем был на самом деле, но Соклей с серьезным видом кивнул и ответил:
— Он больше и свирепей льва.
Вообще-то он понятия не имел, и вправду ли тигр свирепей льва. Он только знал, что его шкура больше, чем любая из львиных шкур, хранящихся на борту «Афродиты». Когда Соклей начал запихивать шкуру обратно в мешок, офицер вздохнул, будто сожалея, что приходится возвращаться в обыденный мир.
— Хорошо, родосцы, — сказал он. — Удачной торговли на Косе.
Он повернулся и пошел обратно по пирсу, а его спутники последовали за ним. Некоторые из зевак тоже побрели прочь. Другие остались, надеясь увидеть еще что-нибудь, о чем интересно будет посплетничать. Их постигло разочарование. Благовония, бальзам, папирус и краска оказались куда менее интересны, чем тигровые шкуры.
И снова ни слова не было сказано об изумрудах — Соклей надеялся, что это и не выплывет наружу, пока они здесь, — и о плотно завернутом черепе грифона. Здесь не стоило его доставать.
— По крайней мере, нам пока еще не запрещают здесь торговать, — сказал Соклей.
— После уговоров позволить нам торговать — да, не запрещают, — ответил Менедем. — Но хотел бы я знать, как долго еще это продлится. Не знаю, что хуже: пираты, рыскающие повсюду, или война между генералами.
Соклей посмотрел на двоюродного брата с легким удивлением. Обычно Менедем не задумывался о таких вещах.
