Инь‑Инь, бывает, целыми днями не слышит в голове ничего, кроме музыки, и может часами ни о чем не думать. Она сама ему это говорила. Тишина. Пустота. Нет, для Сяо Ху такое невозможно. Это просто страшно. Уж лучше беспрерывный поток мыслей, даже если порой он действует на нервы. Если тишина – необходимая плата за карьеру музыканта, Сяо Ху предпочтет остаться при своем.
Они ожидали Инь‑Инь у подъезда. Лейбовиц стоял чуть в стороне, под фонарем, и разговаривал по мобильнику. Сестра описала его как обаятельного и смешливого, но сейчас он не оправдывал этого отзыва. Лейбовиц нервничал, беспрерывно ходил из стороны в сторону, бросая отрывистые реплики невидимому собеседнику. Сяо Ху растерялся еще больше. Чего ему ждать от этого человека? Даже на концерт Лейбовиц явился в застиранных джинсах и рубашке с коротким рукавом. А его седые локоны можно было заплетать в косу.
Тело молодое, натренированное. Но самое поразительное – взгляд. Такой тяжелый и пронизывающий, что у Сяо Ху по спине пробежали мурашки. Стоило, однако, появиться Инь‑Инь, как Лейбовиц расслабился, завершил разговор и присоединился к ним.
Сестра забронировала столик в ресторане «Симпли тай», через два дома. Они устроились в маленьком саду, тут же сделали заказ, так как успели проголодаться, выпили за знакомство и молча принялись за еду. Тишина за столиком действовала Сяо Ху на нервы. Очевидно, Инь‑Инь была без сил после концерта. Лейбовиц словно выжидал чего‑то. А Иоганн Себастьян просто не знал, что говорить, и чувствовал себя лишним в компании.
– Вы ведь уже бывали в Шанхае? – наконец спросил Вайденфеллер, как видно, только ради того, чтобы разрядить атмосферу. Пол кивнул. – Должно быть, город сильно изменился после вашего последнего визита?
– Нет.
– Когда же это было?
– Больше десяти лет назад.
Вайденфеллер вымученно рассмеялся.
Пол остановил взгляд сначала на Сяо Ху, потом на Инь‑Инь.
– Я должен вам кое‑что сказать… – И замолчал, прежде чем произнести следующую фразу. – Это касается вашей матери.
Все трое с любопытством подняли головы.
– Ее болезнь никак не связана ни с генетикой, ни с нервами. Это отравление.
Сяо Ху открыл рот. Инь‑Инь смотрела на Пола с укоризной, словно он испортил только что звучавшую у нее в голове прекрасную мелодию. И снова молчание нарушил Вайденфеллер:
– С чего вы это взяли?
– Я снял несколько волосков с ее расчески и отдал в лабораторию. Содержание ртути в ее волосах в тысячи раз превышает допустимые в Европе и Америке нормы. Просто чудо, что она вообще до сих пор жива.
Сяо Ху наморщил лоб. Что такое вообразил о себе этот иностранец? Кто разрешил ему взять волосы с головы матери, да еще и отдать их в какую‑то там лабораторию?
– Вас наняла моя тетя? – грубо спросил он.
– Нет.
– Тогда с какой стати вы вмешиваетесь в дела нашей семьи?
– Я полагал, вам будет интересно узнать, от чего на самом деле страдает ваша мать.
Чертов засранец! Сяо Ху чуть не захлебнулся от гнева. Слова уже подкатывали к горлу, когда Инь‑Инь жестом приказала ему молчать.
– Наш отец не убийца, господин Лейбовиц, – холодно заметила она.
– Я такого и не говорил. Вы неправильно меня поняли. Она отравилась рыбой. Эта же рыба убила вашего кота и сделала беспомощными инвалидами госпожу Ма и госпожу Чжо.
– Что за рыба? – не поверил своим ушам Сяо Ху.
– Рыба из озера, где ваша мать ее ловила.
– Откуда вам это известно? – Возмущение зазвучало в голосе Сяо Ху с новой силой. Он и сам не знал, почему не верит этому иностранцу. – Кто вы? Врач? Химик? Токсиколог?
– Ни то, ни другое, ни третье, – ответил Пол. – Я журналист и много лет тому назад занимался похожей историей. Тогда тоже пострадали кошки. Это болезнь Минамата – отравление тяжелыми металлами. Я увидел вашу мать и вспомнил тот случай.
– Что за странное название у этой болезни? – спросила Инь‑Инь.
– Это название рыбацкого поселка в Японии, вблизи которого в пятидесятые годы работал химический комбинат. Они сбрасывали отходы прямо в море, в том числе и соединения ртути. Яд проникал в рыбу, в результате погибло более двух тысяч человек. Женщины до сих пор рожают больных детей. Это крупнейшая экологическая катастрофа за истекшее столетие.
– Но почему именно мама должна была…
– Симптомы болезни такие же, как и у вашей матери, – перебил Инь‑Инь Пол. – Я день и ночь сидел в Интернете, связывался с экспертами из Нью‑Йорка и Германии. Ту же рыбу ели госпожа Ма и госпожа Чжо, и они заболели одновременно с госпожой У. Другого объяснения здесь быть просто не может.
– Но как эта отрава попала в озеро?
По голосу сестры Сяо Ху понял, что та начинает верить в эту чушь.
– «Золотой дракон», – коротко объяснил Лейбовиц, как будто только и ждал этого вопроса.
– Но они производят чаи от кашля, – ехидно усмехнулся Сяо Ху.
Пол кивнул:
– Именно так и сказал мне ваш отец. Однако фабрика принадлежит химическому концерну «Саньлитунь», а те, если верить информации на их веб‑сайте, производят не столь безобидную продукцию. Например, поливинилхлорид, отходы которого содержат хлорид ртути. В воде, под действием микроорганизмов, он превращается в метилат ртути – очень токсичное вещество.
– На этой фабрике производятся чаи от кашля, – настойчиво возразил Сяо Ху. – Вы что, не слышите меня?
– Откуда вы это знаете? – задал встречный вопрос Пол.
– Н…но… у нас это знает каждый.
На мгновенье у Сяо Ху похолодело внутри от ужаса. Что это с ним? Он начал заикаться, совсем как отец.
Официант принес две порции цыпленка карри, рисовую лапшу с папайей и пиво. Но никто не коснулся еды.
– Хорошо, допустим, вы правы… – чуть слышно пролепетала Инь‑Инь. – Значит ли это, что у мамы есть шансы? – (Пол решительно замотал головой.) – Что, совсем никаких средств?
– Против острых отравлений – возможно, но только не на этой стадии.
– Тогда зачем нам все это? – снова подал голос Сяо Ху.
Пол Лейбовиц едва не задохнулся от возмущения:
– Вы серьезно?
– Да, – спокойно кивнул китаец.
– Речь идет о преступлении, если только мои предположения подтвердятся. И вы просто не представляете себе его масштабов.
– Прекрасно представляю, – невозмутимо ответил Сяо Ху. – Именно поэтому предпочел бы держаться от всего этого в стороне. Боюсь, это вы плохо представляете себе ситуацию, господин Лейбовиц.
На последних словах голос китайца задрожал. Инь‑Инь поспешила вмешаться.
