Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 43
Не стану загружать свой рассказ не нужными вам подробностями о том, как нам с Мари-Луизой впервые удалось обменяться парой слов наедине, как я проводил ее до дома, как мы проговорили целый час и я понял, что нашел девушку, предназначенную мне судьбой, и больше никого искать не буду. Мне приятно это вспомнить, но ведь я пишу не о себе. Через две недели я пришел к Лебланам просить руки Мари-Луизы. Господин Леблан был инспектором католического и очень консервативного коллежа Сент-Круа. Молодой человек из реформатской семьи, да еще и племянник профессора Декарта, не имел там никаких шансов.
Мне отказали твердо, хотя и вежливо. Мари-Луиза через силу улыбалась, чтобы меня ободрить, но в душе была готова к тому, что больше мы с ней не увидимся. Я спросил, можно ли надеяться, что мсье Леблан когда-нибудь переменит свое решение. Он ответил: «Подавать напрасные надежды – не в моих правилах. Лично к вам я не питаю антипатии: вы, несмотря на молодость, твердо стоите на ногах, неглупы, серьезны. Однако есть недостаток, в котором вы не виноваты, но для меня он сводит на нет все ваши достоинства. Я категорически не желаю породниться с вашей семьей. Попробуйте сами догадаться почему».
Дома у нас поднялась буря. Вокруг меня столпилась вся семья – и мать, и отец, и профессор Декарт, и даже восемнадцатилетний кузен Фредди, который уже был студентом Академии художеств и заехал к нам на несколько дней по пути в Грецию, где собирался изучать античную архитектуру. Мать гладила меня по голове: «Успокойся, мой мальчик, выжди и попытайся еще раз. Я думаю, они уже сами жалеют, что так опрометчиво тебе отказали!» Отец, багровый от возмущения, потребовал, чтобы я слово в слово повторил все сказанное Лебланом о нежелании породниться с нашей семьей. Когда я повторил, он фыркнул: «Всего лишь инспектор коллежа, а важности-то, важности! Это я еще мог бы задуматься о том, достойна ли его дочь моего сына! Гляди веселее, сынок, в городе много красивых девушек. Но если тебе непременно нужна мадемуазель Леблан и никакая другая, что ж, найду в Деловом клубе кого-нибудь, кто знает этого надутого индюка, и попрошу за тебя похлопотать». Фредди вызвался помочь организовать похищение Мари-Луизы. «Эти ханжи больше всего боятся скандала, вот увидишь, они тут же станут шелковыми!» Дядя Фред поморщился, для его пуританской души такое было чересчур. Он сказал: «Мишель, не нужно пока ходить к ним. Твоя Мари-Луиза тебя не забудет. Дай мне всего несколько дней. Я как раз готовлю один сюрприз, и, думаю, он поможет мне убедить мсье Леблана в том, что мы не такие уж страшные».
Он, конечно, понял, что Леблан отказал вовсе не потому, что в его глазах мы «еретики». Это обстоятельство было не в мою пользу, но гугенотские войны давно отшумели, никаких противоречий между католиками и протестантами в обычной жизни больше не было, и к нашей маленькой общине католическое большинство относилось вежливо-безразлично. Смешанные браки были не редкостью. Не будь в нашей семье такого человека, как профессор Декарт, господин Леблан просто ограничился бы условием не принуждать Мари-Луизу принимать кальвинистскую веру (мне такое не пришло бы и в голову!). Однако он не мог смириться, что у его предполагаемого зятя есть известный всей Ла-Рошели дядюшка – левый республиканец, антиклерикал, дрейфусар, имеет сына (хотя никто не слышал, чтобы он когда-либо был женат) и открыто появляется с этим сыном в любом обществе, работает учителем и уже восемь лет развращает своими идеями молодежь в и без того подозрительном учебном заведении, куда идет всякий сброд – либералы, атеисты, евреи, протестанты… Фредерик понимал, что Леблана ему не переубедить. Ему оставалась только искренность – и сюрприз, который он приберег напоследок.
Профессор Декарт пришел к Леблану прямо с уроков, в форме преподавателя лицея Колиньи. Этот великолепный темно-синий мундир с серебряным шитьем, как уже отметил в своих записках мой кузен, полностью его преображал. Я вообще никогда больше не встречал людей, которых бы так меняла одежда. Величественный, будто пожилой герцог, удалившийся от двора в свое родовое поместье, дядя вошел в гостиную Лебланов и от души насладился произведенным впечатлением. Но разговор повел очень дружелюбно. Потом он с удовольствием пересказал его нам в подробностях.
– Господин Леблан, – начал он, – я понимаю, что вам трудно испытывать ко мне симпатию, ведь все, что мне дорого, идет вразрез с вашими взглядами, а убеждения, которых придерживаетесь вы, по большей части неприемлемы для меня. Вот только мой племянник Мишель здесь совершенно ни при чем. Я ему не отец, а дядя и никак на него не влияю. Мой брат Максимилиан Декарт, отец Мишеля, директор верфи, – человек исключительно честный, трудолюбивый и набожный. Что касается Мишеля, он во всех отношениях прекрасный юноша, но главное в нем то, что от природы он наделен тонким нравственным чутьем. Его чувства очень постоянны – такой человек если полюбит, то один раз на всю жизнь. Прошу вас, не отнимайте у него надежду стать женихом и мужем вашей дочери. Назначьте срок, который должен пройти до свадьбы, и Мишель докажет вам, как искренне он любит Мари-Луизу и как умеет ждать. А если за это время он чем-то запятнает себя в ваших глазах, – но только лично он, а не я! – вы сможете забрать свое слово обратно.
– Он учился в вашем лицее, – заявил на это Леблан, – а значит, подвергся тлетворному влиянию таких людей, как вы и другие ваши учителя.
Инспектор коллежа Сент-Круа явно пытался найти не столь нелепый аргумент против меня, но не смог придумать его экспромтом.
– Вы ошибаетесь, – очень мягко возразил дядя Фред. – У нас светское учебное заведение, но это не значит, что из него выходят люди без моральных устоев.
– Мне рассказывали, что вы – именно вы! – учите детей не по учебникам. Если вы не уважаете утвержденную министерством учебную программу, то как вы сможете воспитать детей в уважении к государству, законам, правилам, морали?
– Я не запрещаю им читать учебники, но считаю это в старших классах довольно бессмысленным занятием. Гораздо важнее на уроках истории научиться читать источники и видеть в них то, что там есть, а не то, что нам хочется видеть. Я приношу им копии исторических документов – заметки из старых газет, указы, министерские отчеты, письма и так далее, и прошу извлечь из них то, что кажется им объективными фактами. А потом учу проверять и оценивать эти факты. И, смею надеяться, получается неплохо. Многие потом приходят к нам в историческое общество и становятся бесценными помощниками в деле изучения и охраны памятников старины. Кардинал де Курсель на прошлом заседании общества публично поблагодарил меня за то, что я подготовил и привлек к нашему делу таких неравнодушных, пытливых, а главное, критически мыслящих молодых людей, которые видят в труде историка то, о чем сказал Леопольд фон Ранке27, – «устанавливать, как все было на самом деле».
– Кардинал де Курсель? – Леблан заморгал от неожиданности. Дядя Фред потом рассказывал, что в первый момент он даже забеспокоился – вдруг его оппонент настолько перепугается, что не сможет проглотить наживку и не попадется на крючок. – Уж не хотите ли вы сказать, что на заседаниях вашего общества бывает его высокопреосвященство?!
– Кардинал де Курсель – один из влиятельнейших и очень активных членов общества, – спокойно ответил профессор Декарт. – Он бывает не на каждом заседании, поскольку очень занят, но раз в два месяца обязательно приходит и делает доклад. Я давно знаю и глубоко уважаю его высокопреосвященство за интерес к истории нашего города и обширные познания в этой теме. У меня с собой его новая книга об истории собора Сен-Луи, только что вышла, не хотите взглянуть? – Он открыл портфель и с готовностью вынул изящный, хорошо иллюстрированный том, на титульном листе которого красовалась дарственная надпись на латыни с библейской цитатой и такими словами: «Моему учителю и другу, профессору Декарту – кардинал Жозеф-Жером де Курсель, 20 мая 1899 года».
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 43
