– Римская власть не нарушает ваши традиции.
Полуобнаженные рабыни разнесли напитки. Тихая музыка нежно ласкала слух.
– Здоровье императора Тиберия, – поднял кубок Антипа.
– Да здравствует император Тиберий, – поднял кубок Пилат.
– Да здравствует кесарь! – трижды прокричали телохранители, выбросив вверх копья и значки.
– Прокуратор не только хороший воин, – начал Антипа, – но и мудрый администратор.
– Тетрарх имеет в виду строительство водопровода?
– Да, синедрион жалуется, что нарушается иудейский закон.
– Римская власть не покушается на права духовной власти, а использует деньги храма.
– Но ведь это жертвенные деньги, – возразил Антипа. – Вот я и жертвую их на строительство. Водопровод будет построен. Если синедрион будет мешать и подстрекать народ к бунту, я введу в Иерусалим две когорты и подавлю все возмущения.
– Зачем крайности! Я думаю, синедрион все понимает, – согласился Антипа.
Вошел секретарь, почтительно поклонился и подал прокуратору список.
– Прокуратор, необходимо утвердить смертный приговор преступникам.
Пилат бегло просмотрел список и вернул секретарю. – В чем они обвиняются?
Секретарь развернул клочок пергамента.
– Дисмас, Гестас – разбойники, обвиняются в грабежах и убийствах местных жителей. Варавва – обвиняется за призывы к мятежу против римской власти, Назорей из Вифлеема обвиняется в том, что призывал
народ разрушить храм. Дословно: «Могу разрушить храм божий и в три дня создать его».
«Давно пора», – подумал про себя прокуратор и злорадно улыбнулся. – А что просит синедрион? – обратился он к секретарю.
– На усмотрение прокуратора.
– А что скажет тетрарх?
Антипа улыбнулся, вспомнив, как на допросе надеялся увидеть чудеса, сотворяемые Назареем, согласно слухам, но когда его надежды и желания не исполнились, нарядил Назарея в «светлую одежду» и стал насмехаться и издеваться над безобидным пленником.
– С разбойниками ясно, они опасность для общества, – выразил свое мнение Антипа, – а Назорей – безвредный проповедник, возомнивший себя «сыном божьим»…
Понтий Пилат еще не знал, что в неоднократных доносах кесарю Антипа будет обвинять его в оскорблении религиозных верований и обычаев евреев, что шло вразрез с веротерпимой политикой Рима в тот период, в жестокости, произволе, разорении и казни множества людей. Прокуратор будет вызван в Рим, но не успеет прибыть в столицу империи, как Тиберий умрет и судить его будет новый император Гай Калигула. В вину прокуратору предъявят не только доносы иудейского иерарха и синедриона, а, в основном, связь с Луцием Сеяном, префектом преторианской гвардии, личной гвардии императора. В 31 году Сеян совместно с Тиберием стал консулом. После смерти своего единственного сына Друза, Тиберий оставил государственные дела и удалился на Кипр. Получив полную власть, Сеян стал готовить заговор против Тиберия. 18 октября 31 года на заседании сената в присутствии Сеяна было зачитано письмо Тиберия, изобличавшее заговорщиков. Сеяна схватили и арестовали всех участников заговора. Понтий Пилат не имел никакого отношения к заговорщикам, он просто был в хороших отношениях с Сеяном, и тот покровительствовал ему. Но сам факт послужил поворотным моментом для дальнейшего унижения и гонения. Он будет отправлен в ссылку в Галлию, где и умрет. Но это будет потом.
– …с учениками из города в город, – закончил Антипа.
– Скоро во всей Палестине будут одни пророки и проповедники, – заметил Пилат.
– Говорят, он владеет способностью излечивать больных… – продолжал начатую тему Антипа.
Ирод Антипа еще не знал, что совсем скоро по доносу его племянника Ирода Агриппы, после смерти Тиберия, император Гай Калигула обвинит его в тяжком преступлении – тайном сговоре с парфянами. На основе этих обвинений Ирод Антипа будет отправлен в ссылку, где и умрет. А на софе, где он сейчас лежит, возляжет новый правитель Ирод Агриппа Первый. Но это будет потом.
– …в храме по случаю праздника Песах, – Антипа улыбнулся.
– Хотите себе еврея в святые взять? Все? – обратился прокуратор к секретарю.
– К сожалению, нет, – ответил секретарь и подал другой кусок пергамента.
– Кто доноситель?
– Неизвестно. Пергамент подкинули, – тихо сказал секретарь, – но есть подозрения, что кто-то из фарисеев.
Прочитав написанное, Пилат изобразил возмущение на лице.
– Да как он смеет? Кто ему дал право использовать власть? – прокуратор поднялся с топчана и громко верноподданнически изрек: – Никто не может обладать большей властью, чем император Тиберий и никакой иной власти над всем живым на территории империи нет и не может быть, кроме самой справедливой власти кесаря.
– Да здравствует кесарь! – прокричали телохранители, выбросив вверх копья и значки.
Швырнув к ногам секретаря пергамент, прокуратор резко, сквозь зубы, процедил:
– Распять всех, – и уже спокойно, обратившись к Антипе: – Глупец, народ без власти – что стадо без пастуха.
– Да здравствует кесарь! – прокричали телохранители, выбросив вверх копья и значки.
– Прокуратор, – секретарь поклонился, – согласно обычаю, установленному великим кесарем в честь праздника Пасхи, полагается помиловать одного преступника.
Понтий Пилат развернул свиток. На его лице появилась недовольная гримаса.
– Великий и мудрый кесарь, император Тиберий в честь еврейского праздника Пасхи, великодушно идя навстречу просьбе синедриона, дарует жизнь одному из обвиняемых на усмотрение прокуратора.
И тут прокуратора словно озарило, он понял, какую тонкую игру против него начал иудейский первосвященник Каиафа. Интрига затевалась вокруг Назорея.
Если прокуратор казнит Назорея и отпустит одного из разбойников, то даст повод Каиафе обвинить его в покровительстве бунтарям, подбивавшим народ на бунт против кесаря. Следовательно, в сложившейся ситуации надо освободить Назорея, так как вина его незначительная? Но почему тогда Каиафа не просит о помиловании Назорея? Значит, мнения у синедриона разделились и Каиафа не хочет брать на себя ответственность. А потом этот донос. Каиафа знает о доносе. Конечно, его можно было бы и не брать во внимание, тем более, что он анонимный, да и вина пустяковая. Подумаешь, выгнал торговцев из храма. Но как к этому отнесется император, если неизвестный доброжелатель донесет на него кесарю о проявлении неуважения к незыблемой власти императора.
С легкой руки Октавиана Августа культ императора распространился по всему государству, что даже стало обязательным поклонение статуи императора. Опасаясь за свою власть, нынешний император Тиберий возобновил действия старого закона «об оскорблении величия римского народа». Но он меньше всего думал о народе – он всеми средствами стремился укрепить собственную власть. Теперь этот закон применялся не только к делам, но и к словам. Никакому доносу не отказывали в доверии, и Тиберий дал волю всем возможным жестокостям. После смерти Сияна он стал особенно свиреп.
