— Я не буду долго засиживаться, — предупреждает Джош, когда мы приходим пообедать в один из пабов в Сити, где уже собралось полно народу. Кстати, я тут единственный мужчина, одетый не в строгий деловой костюм.
— Неужели тебе нужно дозвониться до кого-то в Гонконге, перед тем как все уйдут из офиса?
Дело в том, что компания, где работает Джош, все еще имеет множество контактов с Гонконгом, и мне приятно об этом слышать. Создается впечатление, что я тоже каким-то образом связан с этими местами.
— Нет. У меня назначена встреча с клиентом. С женщиной. Ты бы ее видел, Элфи! Высший класс! Внешне похожа на Клаудию Шифер, но разговаривает как леди Хелен Виндзор или кто-то в этом же роде. Просто идеал английской речи. Правда, сиськи и попка не очень. Они, так сказать, берут не количеством, а качеством. Мне кажется, у меня появился реальный шанс. Нет-нет, Элфи, не улыбайся, это действительно так.
— Роскошная женщина из высшего общества? Как раз для тебя, Джош. Она поможет тебе избавиться от грубости в поведении и выражениях. И кстати, научит правильно пользоваться вилкой. И ты наконец-то прекратишь вытирать нос рукавом. Ну и все такое прочее.
Джош краснеет. Ему не нравится напоминание о том, что он никакой не герцог Вестминстерский. Джошу, в принципе, можно говорить все, что угодно. Он достаточно толстокожий. Но только не смейте даже сомневаться в его аристократическом происхождении!
— Она придет ко мне в офис ровно в два, — продолжает он, поглядывая на часы. — Поэтому долго я здесь торчать не могу.
Меня подобное заявление ничуть не обижает. Наши встречи очень часто начинаются с того, что Джош предупреждает, что скоро ему нужно будет оказаться в совершенно другом месте. Я уже привык к этому.
Мы заказываем мясо с карри у стойки бара, и тут я обращаю внимание на то, что следы повреждений на его лице постепенно исчезают. Бинты давно сняты, и, глядя на его нос, уже нельзя сказать, что он когда-то был серьезно сломан. Правда, под глазами еще остаются заметные синяки, но это можно отнести насчет бессонной ночи, нежели предположить, что они — следствие жестокого удара пьяного скинхеда-переростка. Мы забираем заказанные блюда и находим свободный столик.
— Ты иногда вспоминаешь тот вечер? — интересуюсь я.
— Какой еще вечер?
— Сам знаешь какой. Ну, когда мы ходили в «Шанхайский дракон». Тебе еще тогда нос сломали, а мне пересчитали ребра.
— Стараюсь забыть как можно скорее.
— А я вот думаю о нем постоянно. И никак не могу сообразить, что же произошло.
— Внезапная атака. Он застал меня врасплох. Истории известны подобные случаи. Возьми, к примеру, Пирл-Харбор… Жирный такой, кабан! Нужно было сразу полицию вызывать.
— Нет, я говорю не про то, что случилось с нами. Я имел в виду старика. С ним-то что происходило?
— Да ничего особенного. Когда он оказался рядом с нами, все уже было закончено.
Но я отрицательно мотаю головой:
— Речь не об этом. Тот парень, ну, толстенный скинхед, он ведь был готов сразиться с кем угодно. А потом появился старик. И скинхед отступил. Я ничего не понимаю.
— Ну, тут никакой тайны нет, — говорит Джош с набитым ртом. — Наверняка скинхед посчитал, будто у китайца за спиной имеется с полсотни родственников, вооруженных мачете. А ты давай торопись. У меня мало времени. Ешь свою порцию, пока она не остыла.
— Нет, ты не прав. По крайней мере, меня такая версия не устраивает. Дело в том, что старик был какой-то полностью расслабленный. Это было сразу заметно. Он не боялся. Он не испугался зрелого огромного мужчину, готового на все. Он его просто не испугался. И скинхед это сразу же почувствовал. В душе старика не было ни капли страха.
Джош неопределенно фыркает:
— А ты, наверное, почувствовал незримые толчки Великой Силы? Некую осмысленность присутствия в ресторане старого повара? Ты, конечно же, в очередной раз стал свидетелем проявления воздействия на человека одной из величайших тайных сил Востока?
— Я просто говорю, что он ничуть не испугался противника. Вот и все. А должен был бы.
Но Джош меня не слушает. Он быстро расправляется со своим блюдом, одновременно мечтая о шикарной блондинистой клиентке из высшего общества, которая должна заявиться к нему в офис ровно в два часа. Он мысленно оценивает свои шансы и составляет план действий. Но мне все равно хочется объяснить ему кое-что еще.
— Я подумал о том, как это, наверное, здорово — идти по жизни, не испытывая страха ни перед чем. Только представь, какой раскрепощенной чувствует себя такая личность, Джош. Вообрази, сколько свободы предоставляет подобное состояние. Ведь если ты ничего не боишься, значит, тебе никто не в состоянии причинить боль и страдания.
— Ну, если только при помощи бейсбольной биты, — ворчит Джош. — Кстати, как поживает твой старик? Все еще трахает мисс Швецию?
— Мисс Чехию. Он съехал от нас, но чувствует себя неплохо.
Джош понимающе кивает:
— Ты должен снять перед ним шляпу. Представляешь, в его-то возрасте иметь такую силу! Его нельзя осуждать.
— Но я не хочу, чтобы мой отец был таким жизнелюбом. Да и никому бы не захотелось. Да, конечно, его поступок в каком-то смысле вызывает восхищение в отношении его здоровья. Но с другой стороны, вряд ли кто-нибудь желал, чтобы подобное произошло с его родным отцом.
— Согласен. Примером для подражания его не назовешь. Да и что тут особенного? Подумаешь, хозяин трахается с прислугой!
— Ему и не нужно являться примером для подражания. Но мне хочется какой-то стабильности в жизни. Немножко тишины и покоя. По-моему, именно этого все дети и хотят от своих родителей. Разве нет? Пожалуй, это самое лучшее, что они могут тебе предложить, — чуть меньше забот и проблем. И мне очень неприятно сознавать, что мой отец гоняется где-то за молодыми чешскими девчонками, а также изо дня в день накачивает бицепсы и другие части своего тела. Я хочу, чтобы он серьезно задумался о более важных вещах. У него имелось для этого предостаточно времени. И он должен все понять. У отца была своя молодость, и он ее прожил. Но ведь теперь никто не желает стареть.
— Ну, если у кого-то действительно получается не стареть, то почему бы и нет?
— И никто не желает сдаваться и уступать дорогу следующему поколению. Все стремятся получить и использовать еще один шанс.
— Так что же в этом предосудительного?
— Все это — какая-то насмешка над прошлым. Каждый раз, когда начинаешь все заново, значение твоей предыдущей жизни уменьшается. Неужели это не понятно? Жизнь как бы становится изрубленной на крохотные кусочки. Если ты проделал бесконечное число попыток начать все сначала, то у тебя, скорее всего, ничего никогда не выйдет. Ведь чем больше стараешься, тем более жалкими выглядят твои потуги. Это что-то вроде одноразовой любви. Попользовался, выкинул и пошел за следующей порцией. А это уже не любовь, а какие-то отбросы.
