— Что хочешь делать? — спросил Лон.
— Это тебе решать.
— Я-то знаю, что мне нужно, но мы сделаем так, как ты хочешь.
— А если я не хочу?..
Лон расправил плечи.
— Будем танцевать. Или пить шампанское. Или ничего не делать.
— А если я хочу?.. — сипло прошептала Софи.
— Тогда — да.
— Знаешь, это может обернуться потерянным временем.
— Чем-чем?
— Потерянным временем.
Мышцы его плоского живота напряглись.
— Я пошутил. Не надо было…
— Ты же не знаешь. Ты не занимался сексом со мной.
Лон вскинул голову, посмотрел на Софи сверху. Его голубые глаза горели.
— Ты всегда это называешь сексом?
— Это вообще так называется. — Софи ощутила неловкость.
— С незнакомым человеком — да. Но мы с тобой не чужие. Почему бы не назвать это актом любви? Или любовным актом?
— Это никогда… не было похоже… на любовь. — Софи дотронулась языком до верхней губы. Слишком сухо во рту. — Брак.
— А-а. Теперь понятно, почему ты против брака.
— Я не против брака. Я против лжи. Я против неравенства. Я против того, что мужчина уходит и делает все, что ему вздумается, а женщина должна сидеть дома и выполнять то, что ей велено…
Алонсо заставил ее замолчать, впившись в нее губами. Он целовал ее, пока у нее не закружилась голова. Губы ее задрожали, все тело налилось жаром и электрической энергией. Лишь после долгой паузы Лон поднял голову.
— Со мной у тебя такого не будет, — мягко пообещал он. — Теперь я повторяю: чего ты хочешь?
Их взгляды скрестились. Софи тяжело, отрывисто дышала, пульс все убыстрялся. Она тонула, ее с большой скоростью засасывал омут ярко-голубых глаз.
— Тебя, — наконец шепнула она.
— Ты имеешь в виду определенную сторону?
— Нет. Я хочу… всего.
Лон не позволил ей раздеться. Он хотел прежде целовать ее в этом белом свадебном платье.
Он присел на край кровати и усадил Софи к себе на колено. Его длинные руки доставали до ее щиколоток. Оттуда его пальцы медленно двинулись вверх, вдоль икр, миновали колени и принялись гладить кожу внутренней стороны бедер.
Софи задрожала, когда его ладони сошлись в том месте, где было тепло, небывало тепло, где он был желанным гостем.
— Наваждение, — прошептала она, избавляясь от кружевных трусиков.
Лон негромко засмеялся, уткнувшись в ее плечо, и прочертил губами теплый шелковистый контур ее тела.
— Лон…
— Это не наваждение.
Он погрузил палец в ее тело, туда, где было еще теплее, где было влажно, и исследовал ее.
— Лон.
— Мы еще не подъезжаем.
— Целуй меня, — проговорила она отчаянным шепотом и вцепилась в его пояс. — Дай мне любовь. Сейчас.
— Развяжи мне пояс.
Она ослабила узел на поясе. Он приподнялся, и шелковые брюки соскользнули с его бедер.
Она отдалась его рукам, соприкосновению голых ног. Когда он снова сел, она скользнула на его колено. Ей никогда не доводилось занимать позицию сверху, но ею двигало любопытство, интерес ко всему, что касалось Лона, и она не протестовала, когда он усадил ее на себя.
И Софи издала стон, когда он начал наполнять ее.
Он чувствовал ее отклик, лаская ее бедра, изгиб спины.
— Все хорошо, — приговаривал он. — Просто твоему телу нужно время. Поверь мне.
— Я верю.
— Тогда целуй меня.
Она наклонилась к нему. Его большое тело всегда представлялось ей сильным, крепким, полным энергии. Так оно и есть, он силен и полон энергии, но взять ее не торопится. Спешка не в его характере. Он удивительно осторожен… сдержан… Но он поднимает ее, направляет вверх и вниз. А Софи стремится к плотному, близкому контакту…
— Пожалуйста, давай снимем теперь это платье, — прошептала она ему в рот.
— Безусловно.
Лон приподнял ее, развернул, расстегнул молнию на спине и стянул белые кружева с ее плеч. Платье скользнуло по бедрам и упало на пол.
Лон положил Софи на кровать и без конца целовал ее, наполняя ее собой и выходя из нее, словно время остановилось и на свете не было никого, кроме двоих. И с каждым медленным, глубоким проникновением жар усиливался, пламя покрывало пламя.
Для Софи пламя означало энергию. Оно вспыхивало внутри, билось в ней, разжигало ее, закаляло Лона, делало его, проникающего внутрь, массивнее и тверже. А он все рос, и тело Софи поглощало его, электризуясь, наслаждаясь, удерживая его, стремясь и будучи не в силах задержать удовольствие на столько времени, на сколько ей было необходимо.
Это чудесно. Это сумасшествие. Тело превратилось в реку чувств, нервов, эмоций, мыслей. Голова наполнилась картинами минувшей ночи, звуками водопада, шумом теплого дождя и неумолчной перекличкой птиц.
Софи молилась о том, чтобы Лон остался с ней навсегда. Она изгибалась под ним, обвивала руками его шею. Ей не хватало его. Она хочет его целиком. Она хочет, чтобы он был в ней как можно глубже.
— Еще, — прошептала она.
Ее тело изогнулось, подалось вверх, трепеща. Никогда прежде чувство так не переполняло ее. Но это, подумала она, только вершина айсберга.
— Ты улыбаешься.
Лон поцеловал ее, раздвинул ее губы, пощекотал языком изнутри ее щеку, и она опять задрожала под ним.
— Мне хорошо.
— Ты не ожидала, да?
Софи нравилось, что Лон подтрунивает над ней, несмотря на все происходящее. И вот он отодвинулся, после чего опять медленно вошел в нее.
Софи приближалась к той точке, откуда нет возврата, и на какой-то миг ее охватил страх: так нельзя, нельзя допустить, нельзя… А потом она увидела его, почувствовала его, сообразила, что это же Лон, он движется, его строгое лицо сосредоточено, его ресницы черны и густы, они резко выделяются на фоне выдающихся скул.
Она не видела другого столь прекрасного и чувственного мужчины.
Добравшись до его губ, она поцеловала его, глубоко и страстно, впивая его жар. Она все поднималась и поднималась на кровати. И вот она уже освобождается от собственного тела, а внутри у нее продолжается бешеная скачка, сотрясающая ее до основания. Но не только ее. Тело Алонсо живет в ней своей жизнью, и их обоих встречает такое удовольствие, какого она никогда не знала, не могла представить, что оно существует.
До этой минуты.
А потом Софи, удовлетворенная, сонная и теплая, свернулась калачиком возле Лона.
