— Прав, прав. Не могу не согласиться с уважаемым лектором.
— Ну вот. А невежды превращают эту чудесную вещь в скучное бытовое занятие. Значит, любви нужно учиться, как искусствам и наукам. Даже если у тебя есть к этому природный дар.
Может быть, достаточно просто очень любить? — подумала Тори. Но вслух лукаво спросила:
— А ты в любви кто: магистр или бакалавр?
— Предоставляю тебе об этом судить.
— Уважаемый доктор Алан Йорк! — торжественно произнесла голая Тори, — я прошу вас научить меня науке любви. Обещаю быть хорошей ученицей.
— Не сомневаюсь. Уже на первом уроке ты проявила незаурядные способности! — Но Тори вдруг отчего-то загрустила и даже отодвинулась от Алана. — Ты что, кошечка? — встревожился он. — Я тебя чем-то обидел? Или просто наскучил своей занудной лекцией?
— Нет, я же сама тебя на этот «научный диспут» спровоцировала, — печально ответила Тори. — Просто я вдруг подумала, что тебе надоест все время возиться с одной ученицей. Я покажусь тебе слишком однообразной, и ты найдешь себе кого-нибудь другого. Как делает твой друг Бобби.
— Обязательно, — серьезно подтвердил Алан. — Кого-нибудь с тощими ногами и полным отсутствием грудей и мозгов, беспрерывно жующего жвачку без отрыва от просматривания порнографических журналов.
— Ну не обязательно. — Тори фыркнула. — Может у тебя другой вкус, чем у Бобби.
— У меня вообще ужасно однообразный вкус, — доверительно сообщил Алан. — Мне нравятся брюнетки с сине-серо-зелено-фиолетово-голубыми глазами, которые любят носить тюрбаны и дружить с главарями мафий.
— Но вдруг тебе надоест моя фигура, лицо, цвет волос, — не сдавалась Тори, которой для разнообразия захотелось немного пострадать.
— Какие проблемы? Судя по твоему аппетиту, дорогая, спустя некоторое время ты превратишься в симпатичную толстушку с полненькими ножками, кругленьким животиком и сдобным бюстом.
— Какая гадость! — в ужасе завопила Тори.
— Ну почему же? — удивился Алан. — Лично я не имею ничего против такой трансформации. Это будет выглядеть весьма сексуально. А потом ты спохватишься и сядешь на модную диету. После чего я получу новую партнершу — с осиной талией, ножками-прутиками и горящими от страсти к булочкам глазами. Тоже очень впечатляет.
— Алан, прекрати рассказывать всякие ужасы! — сквозь смех протестовала Тори.
— Но это еще не все, — невозмутимо продолжал Алан. — Пройдут годы, у тебя на лице появятся трогательные морщинки, в волосах — серебряные нити, а на животике — милые складочки...
— О нет! — закричала Тори, пытаясь заткнуть уши.
Алан перехватил ее загорелые ручки и стал их целовать, приговаривая:
— Но и тогда я буду любить тебя точно так же, как сегодня. Потому что ты всегда будешь моей единственной, неповторимой, горячо любимой цыганочкой, цынгареллой, с которой я навеки обручен таинственным золотым кольцом.
— Ой, и правда, — облегченно засмеялась Тори. — Действительно, куда ты теперь от меня денешься!
Давно пора было встать, заняться делами, но они никак не могли друг от друга оторваться. Так и лежали, голые, то и дело лаская и целуя друг друга в губы, щеки, плечи, сплетаясь руками и ногами, наслаждаясь соприкосновениями тел. Но в комнату заскребся рыжий котенок, плача и жалуясь.
— Про Ушастика-то мы забыли, — всполошилась Тори. — Надо его скорее накормить.
— Я бы тоже не отказался от обеда, — очнулся Алан. — Все, решительно встаем!
Он бодро вскочил, надел халат, помог одеться разомлевшей от ласк Тори. И они опять обнялись, не в силах отпустить друг друга.
— Тори! — вдруг с ликованием в голосе сказал Алан, — Тори, ты понимаешь, что у нас теперь будет много-много времени? Мы с тобой все-все сможем — любить, разговаривать, вместе делать кучу дел, которые одному не осилить...
— ...Кормить Ушастика! — напомнила трезвая Тори.
И они дружно пошли кормить котенка.
В кухне на полу лежал объемистый мешок.
— Что это? — удивилась Тори, потрогав его носком ноги. Похоже, в нем было много-много банок.
— Консервы, — пожал плечами Алан. — Ты же не любишь готовить, вот я и накупил вам с Ушастиком кучу консервов. Ты что, Тори? — Та смотрела на него, побледнев и сжав губы. — Да что с тобой, кошечка? — встревоженно допытывался он.
— Значит, ты соврал, что хотел меня только подразнить? Значит, ты и в самом деле хотел уехать?
Алан виновато вздохнул и кивнул головой.
— Понимаешь, мне ведь тоже было не просто. Ты говорила мне о любви, дрожала от страсти в моих объятиях. Я не сомневался, что мы оба хотим одного и того же. Когда я увидел, что ты меня боишься и не хочешь видеть, это был удар, конечно. Нет, я все правильно понял. Но просто не знал, что делать. Видеть тебя каждый день, холодную, неприступную, после всего, что уже было... Короче, это оказалось выше моих сил. Я решил, что если ты встретишь меня безразлично, сразу же уеду в пустыню. А там видно будет. Если судьба — найдем друг друга.
Тори молча, с каменным выражением лица, налила Ушастику молока. Алан торопливо вскрыл консервы для котят и протянул ей банку. Она положила мясные кусочки в миску. Поставила еду для котенка в его уголок. Выпрямилась, не глядя на Алана, сунула руки в карманы и подошла к окну, зябко сведя плечи.
— Тори!
Молчание.
Алан решительно подошел к этой заледеневшей фигурке и крепко обхватил ее за плечи.
— У тебя отвратительный характер, цынгарелла, — прошептал он ей на ухо. — Просто невыносимый характер. Учти, я больше не собираюсь извиняться в тех случаях, когда виновата ты. И уезжать отогреваться в пустыню, когда ты обливаешь меня холодом, тоже не собираюсь. Просто заведу большую плетку и буду тебя пороть, пока твой характер не станет шелковым. И я добьюсь, чтобы ты знала свое место, женщина.
И он задрал на Тори халатик, надетый на голое тело, и, несмотря на ее сопротивление, хорошенько отшлепал. Так что обе половинки хорошенькой попки стали малиновыми. Тори отчаянно ругалась, но когда он наконец отпустил ее, притихла и только жалобно сказала:
— Больно же! Прямо горит все!
— Это поправимо, — невозмутимо сказал Алан. Сейчас я тебя полечу. Ну-ка наклонись. Он заставил ее опереться руками о кухонный стол, снова поднял до пояса халатик, достал из холодильника банку с мороженым и щедро смазал пломбиром покрасневшие ягодицы.
— Холодно! Алан, ты с ума сошел! — вопила Тори, впрочем, уже не пытаясь сопротивляться.
— Сейчас согреем, — покладисто обещал Алан и, встав на колени, тщательно слизал мороженое теплым языком.
— Ну все, отпусти меня, — жалобно попросила его жертва, которую он продолжал прижимать к столу левой рукой.
— Подожди, лечение еще не закончено, — со знакомой ей хрипотцой в голосе сказал ее изобретательный и неутомимый любовник.
