Таня ждала и боялась. И прошли две недели. Но ничего так и не случилось. Ни сразу, ни потом. Алексей не позвонил. И она не позвонила ему. И не хотела звонить. Хотя немного удивлялась, что Леша не объявился сам. Но только чуть-чуть. В общем-то это и не было удивительно. Ведь все прошло. Ничего не осталось. И даже жалеть теперь было не о чем… Вадюша ревниво спрашивал Таню на очередном любовном свидании, что там у них с Лехой происходит. «Ничего», – пожимала плечами Таня.
– Так не получился сюрприз? – уточнил как-то Вадик.
– Я думал, вы с ним опять замутите… – признался Вадим. – И ты меня бросишь, Танюшка.
– Да ну что ты, лапа, как я тебя брошу! – Таня ерошила его волосы. – Насчет Лешки я и сама так думала. Но только там, в кафе… А странно как, да, Вадь? Мы, знаешь, там словно почувствовали себя молодыми, пятнадцать лет назад. А потом – все. Как бабушка отшептала. Вот так. Хотя странно…
– Ну ладно, Тань, там тоже не дураки сидят, – многозначительно ответствовал Вадик.
– Где – там? – удивилась она. Он указал глазами на потолок. – О господи, – усмехнулась Татьяна.
– Вот именно! – многозначительно подтвердил Вадик.
Хочу все знать
– Поддай, Лось! Что ты жмешься, как девочка…
– Вы, уроды, свариться тут хотите! – взвыл Игорь Лосев, отскакивая подальше от каменки.
– Горб, да забери ты ковш у него!
Горбаченко неторопливо набрал воды из шайки и щедро плеснул на раскаленные камни. Новая волна жара прокатилась по парилке, друзья завозились на полках, кто-то восторженно вскрикнул, кто-то крякнул, меняя положение, кто-то одобрительно замычал. Лосев молча улегся на нижний полок и затих.
– Хорошо ж как, мужики! – воскликнул здоровяк Догаев. – Нигде так хорошо не бывает, как в бане.
– Так уж и нигде, – усомнился Горбаченко.
– Нигде! – убежденно подтвердил Догаев.
– А на бабе, например, чем тебе плохо? – хохотнул Горбаченко.
– Да мне и под бабой неплохо. Но то бабы – а то друзья детства. Да баня, да пивко, да водочка… А баб нам тут не надо ни фига.
– Ну, не скажи… – возразил Арамейцев мечтательно. – Очень даже бывают кстати.
– Это только так кажется! – хмуро заметил Догаев.
– Че-то ты, Вован, загруженный какой-то. Какой-то ты сегодня женоненавистник, – заметил Арамейцев.
– Да это он от жары психует! – вставил свои пять копеек Игорь Лосев. – Еще немножко в таком пекле, и мы все озвереем.
– А-а! – Вовка Догаев махнул рукой. – Не гони ты, Лось, нормальный пар. А бабы – они дуры и суки. Это все знают.
– Да ты чего, Дога, охренел, что ли? – вмешался опять женолюбивый Горбаченко. – Че тебе бабы дались!
– А то! – привскочил Догаев. – Я недавно так чуть было не влип! Из-за одной козы, нах… Чуть в отцы меня не определила. А я ее почти и не знаю – оно мне надо? Детей от нее? Хорошо я не лох, чтоб меня так дешево разводить! Сразу на отцовство подал – и в морду ей результаты. А если бы растерялся? Это ж дурят нашего брата, мужика, как хотят, с-суки!
– Во дает Дога! – радовался Арамейцев. – Давай рассказывай подробности! Может, и нам пригодится.
– Давай, давай, рассказывай, – поддержали друзья. – Тема важная, не темни, выкладывай.
– Да че не темни? Я ж говорю: она мне – вот твое дите. А я – откуда? Она – оттуда, мол. Понятно, что оттуда, но почему именно мое? Хорошо, говорю, посмотрим. Взял у ребенка генетический материал и…
– Подожди ты, – перебил Горбаченко, – генетический материал – это что такое?
– Ну что-то от ребенка – слюна там, кровь… Я слюну сдавал.
– И что?
– Что! В морду ей эту экспертизу сунул, чтобы она…
– Да подожди ты с мордой. Как тебе вообще в голову пришло у мелкого пацана слюну брать?
– А ты бы хотел воспитывать чужого ребенка? Да еще от бабы, которую толком и не знаешь, которая тебе на фиг не нужна? Хотел бы?
– Ладно, Вован, не гони волну. Ты что – рискнул с этим анализом? А если бы пацан твой оказался?
– Я от своих детей не отказываюсь, – наставительно реагировал Догаев. – Но чужих на меня вешать нефиг.
– Да-а… Дела, – задумался Арамейцев. – И дальше что?
– А какое тебе дальше? Ну, разъяснил ей… дал немножко денег и отвалил. Да сказал, чтоб забыла мое имя. И так я ее пожалел, можно сказать…
– Да уж… Не известно вообще, кто своих воспитывает, а кто чужих. Если, конечно, ребенок не похож на тебя как две капли воды. А у них, у мелких, что там разберешь? Это только про мать можно сказать точно, а про отца… Не зря же у евреев национальность по матери считается.
– Во-во, мужики! – воскликнул Горбаченко. – Все мы беззащитны перед их кознями.
– Точно! Может быть, и сами чужих растим. Хоть беги проверяй.
Друзья завздыхали, вразнобой ругая баб-обманщиц, заохали.
– Ну не знаю, – усомнился Лось. – Я, например, ничего такого не опасаюсь.
Ребята весело загалдели. Игорь Лосев, так повелось еще со школы, был всегдашним предметом беззлобных подтруниваний и маленьких розыгрышей приятелей.
– Тише вы! Лось к горькой правде не готов! – веселились парни. – Не травмируйте Лося!..
– Ч-ч-ч! При Лосяре нельзя! У него тонкая душевная организация!
– Да-да! Не мешайте Игорюхе жить в розовых очках!
– Он без них плохо видит!
– Да отстаньте от меня! – отмахивался Игорь. – Что привязались?!
– Просто наш Лось верит во все хорошее, – поучительным тоном объяснил Горбаченко.
– Ну да! – возмутился Игорь. – Да! А почему, собственно, я должен верить во все плохое? С какой стати? У меня с женой отличные отношения, и почему я должен ей не верить только из-за того, что у евреев что-то там такое считается?! Не понимаю.
– Да не-е, ребят, – снова вскинулся Догаев. – Главное, этот пацан, ну вот, что не мой оказался, он, главное, вот правда, вроде даже похож на меня, я прям даже привыкать начал. Но хорошо, мужики на работе посоветовали тест на отцовство сделать, прежде чем сопли на кулак наматывать и привязываться. И что? Не мой! Девяносто девять процентов – не мой. Да точно не мой. Я еще удивлялся – откуда? Вроде ни разу не расслабился, а тут…
– М-м! Вот так вот! – оживился Горбаченко, посматривая в сторону Лося. – Так вот живешь, в хорошее веришь, а потом – бац… И Лось еще горячится! Отноше-ения! В таком деле, знаешь, ничего гарантировать нельзя.
– Нет, можно! – опять возразил запальчиво Лосев. – Почему это нельзя, если хорошая семья и люди доверяют друг другу? Э-э! Да что вам объяснять! Циники вы, и чем дальше, тем хуже. Понимали бы чего!
