Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
– Расчеши волосы, пойдем в магазин и купим шампунь и все, что нужно.
Они вышли из дома и вернулись с тяжелыми пакетами, набитыми шампунями, бальзамами, кремами и продуктами. В палатке рядом с домом Женя сама догадалась купить большую упаковку стирального порошка и несколько флаконов с чистящими средствами.
– Тебе нельзя раскисать, – приговаривала Маша, вспенивая на Жениной голове шампунь и едва ли не плача от жалости к этой несчастной девочке. Женя сидела в ванне, худенькая, маленькая, обняв тонкими руками худые коленки, и молча терпела, как ее моют. – Надо взять себя в руки и для начала привести в порядок все вокруг, тогда и в голове, и в душе все придет в соответствие, понимаешь? Мне ужасно жаль, что мы раньше не встретились. Уверена, что, если бы я пришла к тебе раньше, ничего такого бы с тобой не произошло. И никакая Васильева не поселилась бы здесь со своим любовником, да и Бим не посмел бы занимать у тебя такие деньги…
– Да ведь я же сама предложила, он у меня ничего не просил, этим и подкупил… Мне было так плохо, что поначалу я даже как будто упивалась собственным горем, а когда увидела, что есть человек, которому грозит реальная опасность, то решила для себя, что помогу ему. Тем более что деньги есть. И какая от них польза, если все вокруг меня разрушилось и я сама тоже… Не знаю, как тебе это объяснить… Страх! Вот. Страх. Германа нет – и ничего нет. И никого нет. Одна пустота. И еще – слабость. Такое чувство, словно нет сил даже встать с постели, не говоря уже о том, чтобы приготовить себе еду. Я заставляла себя есть и ела что попало. В магазин тоже спуститься не могла – это же надо умываться, что-то надевать… Вот когда я работала у Бима, мне на какое-то время стало лучше, я даже водила машину, а потом меня словно подкосило…
– Да как же тут не подкосит, когда к тебе с утра пораньше вваливается эта сучка Васильева с мужиком, пытающимся тебя изнасиловать?! Да кто угодно на твоем месте подписал бы любую бумагу, уверена. Вот гады!
– Значит, Герман жив, – снова вспоминала Женя, и глаза у нее при этом оживали. Она послушно поднимала руки, позволяя Маше мыть себя шершавой губкой, сплевывала воду и то и дело сдувала с лица сползавшую с волос пену. – Да, если Сергей поехал туда с адвокатом, значит, еще не все потеряно… Но если он жив, то почему мне никто об этом не сказал? Неужели никому и в голову не пришло, что я схожу здесь с ума? Что мне плохо?
– Как ты сейчас себя чувствуешь? Ты сказала, что лежала в больнице, что у тебя случился выкидыш… – осторожно спросила Маша.
– О, это отдельная история. – Женя взмахнула рукой, и теплая мыльная вода брызнула Маше в лицо. – Извини… И эта история тоже пахнет судом. Одна я не смогу, у меня просто сил не хватит… Но эта гадина должна понести наказание. Она оперировала в пьяном виде и удалила мне матку вместе с плодом. Ты представляешь, как же она должна была набраться, чтобы перепутать миому с ребенком?!
Это было похоже на бред.
– Я приготовлю поесть, – сказала Маша, помогая закутанной в купальный халат Жене с тюрбаном из полотенца на голове выйти из ванной. Чувствовалось, что она едва стоит на ногах – так ослабела.
– Давай, что-то так есть хочется…
Маша поджарила полуфабрикаты. Ей было приятно смотреть, как Женя с аппетитом уплетает свиную отбивную и блинчики с мясом.
– Ты чаю побольше пей, а то с голодухи сейчас наешься и потом живот заболит. И фестал прими, на всякий случай. Где у тебя лекарства?
Женя быстро уснула. Наелась, успокоилась и уснула. Маша же принялась за уборку. Она понимала, что приглашать посторонних людей вроде уборщицы из агентства в эту квартиру, особенно после всего, что было, нельзя. Да и Женя не сможет взяться ни за пылесос, ни за тряпку. Маша прошлась по огромной квартире, отметила про себя, что эта квартира чем-то напоминает ее собственную (вероятно, Герман с Сергеем заказывали мебель у одного и того же поставщика, увлекающегося колониальным стилем), и для начала собрала все грязное белье и запустила стиральную машину, после чего стала усердно пылесосить. Уборка помогала ей думать: она пыталась представить себе жизнь Жени и Германа, их отношения и довольно скоро поняла, что же именно так подкосило Женю, словно вещи, которые окружали ее, рассказали ей что-то важное о жизни хозяев. Скорее всего, она настолько сильно любила его и так привязалась к мужу, а значит, и попала под его влияние, что его исчезновение, которое она приняла за его смерть, было воспринято ею как смерть собственная. Именно! Она находилась в шаге от собственной смерти: разлука с Германом и охватившее ее отчаяние привели ее уже к самой грани…. Иначе она не стала бы пускать в дом посторонних людей и разбрасываться такими большими деньгами. И ей было бы совершенно небезразлично ее будущее, которое она обеспечила бы себе за счет как раз этих денег. А так получалось, что все после смерти Германа потеряло смысл.
Постепенно квартира приобрела более жилой и здоровый вид. Маша распахнула окна и впустила в комнаты свежий воздух.
Конечно, продолжала она рассуждать, поливая цветы и протирая листья тропических растений влажной губкой, не попадись на ее пути проходимцы и просто нечистые на руку люди, посчитавшие необходимым использовать депрессию молодой и богатой вдовы (ведь никто уже не верил в то, что Герман может быть жив) в свою пользу и попросту обобрать ее, Женя бы, возможно, и пришла в себя. Сбросила бы с себя холодные и липкие одежды страха и отчаяния, нашла бы в себе силы оглянуться и попробовать начать жизнь заново. Но ей не повезло – первым человеком, протянувшим ей якобы руку помощи, явилась Васильева…
Утомленная, Маша растянулась на кушетке и попыталась себе представить, как Васильева с любовником оккупировали эту квартиру, как стали хозяйничать, заполняя гардеробную, туалетный столик в спальне, шкафчик в ванной комнате, кухонные ящики… Как же это гадко, омерзительно, когда совершенно чужие люди под благотворительным соусом вселяются в твою квартиру и расхаживают по ней в пижамах и халатах, как варят кофе на твоей плите, жарят яичницу и раскладывают ее по твоим расписным тарелкам, как мажут масло на хлеб, а масленка – старинная, из царского сервиза, антиквариат, одно неловкое движение – и она расколется на золотые, с нежной розово-голубой росписью фарфоровые фрагменты…
– Маша?
Маша ворвалась в спальню, как если бы ее позвал больной ребенок, присела на постель рядом с Женей. Та выглядела испуганной. Заспанное лицо ее осунулось, на розовой щеке затейливым гербарием припечатался тонкий золотой завиток…
– Мне приснился сон… Удивительный и страшный одновременно. Словно кто-то подсказал мне, как мне жить дальше… – Лицо ее при этих словах неожиданно просветлело.
– И что же тебе приснилось?
– Давай сначала выпьем чаю, и я тебе потом расскажу… Так пить хочется…
– Ты только постарайся его не забыть, хорошо? – Маша была не прочь заглянуть в подсознание своей подопечной, чтобы знать, как ей помогать дальше, чтобы вытянуть из темноты, из глубины отчаяния.
– Нет, не забуду. Я словно до сих пор еще там… И музыка звучит… Нет, теперь мне не хочется умирать…
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
