«На ее объявление откликнулось много людей, и она сразу поняла, что имеет дело с профессионалами. Все они говорили с Женей весьма любезным тоном, обещали взять с нее небольшой процент за услугу. „Чем я руководствовалась в выборе агента? – писала она в своем дневнике. – Смешно сказать – голосом! Мне понравился этот спокойный и мелодичный голос, я еще подумала, что так спокойно и несуетливо может говорить по телефону человек, у которого есть выбор. Что я – не единственная ее потенциальная клиентка…“
Когда был подписан договор, она не спала всю ночь, все думала о квартире возле Преображенского парка. Представляла себе работающих там мастеров и то, какими станут эти обшарпанные стены, разбитый кафель в ванной комнате после ремонта… Мысленно покупала и расставляла мебель, мечтала…
Когда сделка состоялась и деньги были отданы Кисловой, она испытала приблизительно то же самое чувство, как в тот день, когда от нее ушел Бим, ускакал чуть ли не вприпрыжку, прихватив ее кровные двести тысяч баксов. Но то Бим, а это – Кислова. Она ушла, оставив на руках Жени договор, заверенный нотариусом, помимо этого, в прозрачной пластиковой папке лежала и гербовая бумага – свидетельство о регистрации квартиры, ее, теперь уже Жениной, квартиры…
Разве могла она предположить, что эта квартира продана этой мошенницей уже трижды?!»
18Маша
– Так, значит, он жив? – спрашивала Женя, едва сдерживаясь, чтобы не схватить Машу за руку и не потрясти ее, словно от этого могло что-то зависеть. – Жив? И все это время находится в плену?!
– Я не уверена, что в плену, просто предполагаю. Из наших мужей и слова не вытянешь.
Они сидели на диване, перед ними на столике стояли тарелки с остатками ужина, початая бутылка мартини. В хрустальной чашке плавился лед.
– Понимаешь, если бы его не было в живых, то зачем бы Сергей взял с собой в Йоханнесбург адвоката? Кроме того, он бы непременно рассказал мне, как погиб Герман, что с ним, наконец, случилось.
– Но почему он до сих пор не пришел ко мне? Почему не сказал ни слова, не успокоил? Разве он не понимал, что я здесь схожу с ума? Ведь он – друг Германа, а я – его жена, почему бы твоему Сергею не прийти и не успокоить меня?
Она целый вечер повторяла одно и то же, и Маша не могла ответить за мужа – она и сама не знала, как так могло случиться, что Сергей ни слова не передал ей о Германе, больше трех месяцев держал ее и Женю в полном неведении.
– Понимаешь, мужчины – это инопланетяне, их не разберешь… Одно я себе уяснила: то, чем они занимаются, очень опасно. И, насколько я могла понять своего мужа, он все тщательно скрывал от меня исключительно из соображений моей же личной безопасности. Надо понимать, что в Москве не они одни занимаются этим бизнесом, что у них есть покупатели, которые, в свою очередь, тоже работают не в одиночку. Это целая сеть, тщательно законспирированная…
Они говорили о деньгах, о тайной жизни мужей, о том, чего стоят разлуки, неведение… Женя рассказала Маше о своей жизни без Германа, пожаловалась на то, что не нашла в себе силы продолжать спокойно и достойно жить, что не выдержала и обратилась за помощью к посторонним людям, которые…
Маша слушала, разглядывая ее разделенные неровным пробором грязные, спутанные волосы, и пыталась представить себе, до какой же степени надо было дойти этому существу, некогда бывшему красавицей-женой Германа, сколько пережить, вынести, чтобы вот так опуститься. Свитер с воротником под горло, джинсы, красные носки с дыркой, из которой выглядывает розовый палец… Огромная квартира запущена так же, как и сама хозяйка: паутина на стенах, потускневшие шелковые ковры под ногами, в кухне в раковине – гора грязных тарелок (темно-зеленые с позолотой, мейсен)… Все неживое, заброшенное, как и сама Женя.
– Пойдем, я тебя искупаю, – вдруг предложила Маша и сама испугалась такого откровенного и унизительного для Жени предложения.
– Пойдем. – Она вдруг словно очнулась и даже выпрямилась. Ни тени смущения на лице. – Вот, все собираюсь… Только вот ни шампуня нет, ни мыла, ничего… У меня здесь же Васильева жила, она каждый день голову мыла, а иногда даже два раза… Знаешь, я всегда подозрительно отношусь к людям, которые так часто моются. В этом есть что-то патологическое, словно они пытаются смыть с себя всю ту невидимую окружающим грязь, которая называется нечистой совестью…
