Если человек XIX века написал всего одну книгу – он уже сделал достаточно, чтобы его считали состоявшимся и успешным. Лев Толстой мог писать «Войну и мир» несколько лет и переписывал ее шесть или семь раз.
В наше время начинающему писателю сразу говорят о серии книг. Одна? Это мало, это неправильно.
Точно так же мало один раз заработать «всего» один миллион. Мало «всего» один раз сделать «всего» одну карьеру. Мало… одним словом, всегда и всего мало. Завершив одно дело, мы тут же принимаемся за другое.
За жизнь даже самого среднего человека в наши дни происходит намного больше, чем за жизнь авантюриста XVII–XVIII веков. Больше встреч и разговоров; больше переездов и перемен; больше приобретений и потерь; больше… одним словом – всего больше.
Больше информации
Но самое главное – мы поневоле усваиваем гораздо больше информации, чем наши предки. Часть этой информации действительно необходима для нашей интенсивной жизни: например, вал информации, необходимой для овладения специальностью.
Когда-то, в Древнем Египте, сам бог мудрости Тот захотел встретиться с неким невероятно умным парнем (по одной из версий – с самим Ипусером). Бог подкараулил юное дарование на дороге и попросил его умножить пять на пять. Цитирую древнеегипетский папирус: «Юноша собрал на дороге нужные камни, разложил их, и не успело зайти солнце, как он дал ответ богу с головой шакала».
Вот! Вот он, цвет мудрости древнего человека!!!
О гений! О великий мудрец! Еще «не успело зайти солнце», как он, выкладывая рядами камушки, сумел их посчитать… О-ООО! И еще много раз О!
Интересно только – а без камней, в уме – перемножил бы? Или убоялся бы бездны премудрости?
То, что знали Аристотель и Сократ, в наше время проходят в младших классах, где-то в среднем до третьего.
То, что проходили в университетах средних веков, усваивается подростками классе в 6–7.
То, что изучалось в университетах XIX века, усваивают студенты первых двух курсов.
Чтобы стать специалистом, в наши дни нужно намного больше, чем даже полвека назад. Мы учимся дольше не только потому, что стали жить дольше. Нам приходиться учиться дольше, потому что возрос объем информации, жизненно необходимой для специалиста.
Кроме того, резко возрос вал информации, необходимой для общественной и политической жизни. Не только житель Древнего Египта, но и россиянин XIX века не читал стольких газет, не смотрел телевизора, не вынужден был разбираться в политических программах разных партий и в личных качествах их лидеров.
Демократия была и раньше, но… какая?
Греки и римляне жили в маленьких городках и знали друг друга, как соседи. На площади народного собрания в Афинах сходилось от силы 25 тысяч человек. Во всех Помпеях жило 5 или 6 тысяч человек. Значит – от силы триста-четыреста избирателей и избираемых в муниципалитет.
Нетрудно разобраться, кто есть кто.
В Англии XVII века избирательные права имели всего 2 % населения (примерно 100 тысяч человек из 2–3 миллионов взрослого мужского населения). В парламент выбирали депутата от 500, от силы от 1000 избирателей. Тоже нетрудно понять, кто и кого выбирает.
Мы живем в поле несравненно более трудных выборов. К этому – усложнившиеся реалии повседневной жизни. Изволь принимать во внимание местные законы (которые все время меняются), правила в разных ведомствах, расписание транспорта, поведение чиновников…
Приходится помнить о большем числе факторов, принимать во внимание больше и больше обстоятельств.
Но это – только об информации, которая нам действительно нужна. А ведь на современного человека обрушивается гораздо больше сведений любого рода, которые вам вообще совершенно не нужны… Но которые вы получаете. У таких сведений есть даже свое специальное название:
информационный шум.
Информационный шум создает сама по себе жизнь огромного города: едут машины, гудят, подходит автобус, на стройке поднимают груз, кто-то ругается возле киоска с почтой, кого-то побили в метро, вон валяется сумка с оторванной ручкой…
Вам совершенно не нужно слушать шум машин и видеть эти машины, наблюдать за потоком людей и вникать, кто из них и что кому орет. Вам совершенно не обязательно гадать, почему здесь валяется сумка с оторванной ручкой и какая маленькая трагедия за этим стоит.
Но человек так устроен, что вы все равно наблюдаете за людьми и машинами, за движением стрелы подъемного крана, вслушиваетесь в звуки скандала, пытаетесь понять, почему на полу в метро оказалась эта сумка с оторванной ручкой. Если вы не делаете этого осознанно, вы все равно делаете это подсознательно.
Так наши отдаленные предки слышали и треск ветки в лесу, и крики птиц, и журчание ручейка… Они все время воспринимали и просеивали информацию из внешнего мира, чтобы вовремя заметить и пищу, и возможную опасность.
Другие предки, ближе к нам, точно так же копили приметы, пытались понять, чем обернется весенняя погода для них и для урожая, внимательно вглядывались в полосу заката над кромкой леса, а уж тем более – в показавшуюся на дороге группу вооруженных мужчин. Может быть, это ребята из соседнего села, взяли копья на случай встречи с волками. А может, появились разбойники, и их нужно будет отбивать.
Погибал-то как раз невнимательный.
Так и мы внимательно вглядываемся в текущую мимо жизнь. Может, тут продают наши любимые булочки, и притом на полтинник дешевле?! И мы знаем, что несущиеся машины могут столкнуться; вместо суеты делового дня будет грохот, огонь и смерть. Что из толпы озабоченных вечерних людей в любую секунду может выйти подкуренный мерзавец с ножом.
Но ведь все равно 99,9 % того, что мы видим и слышим, совершенно нам не нужно и никак нами не учитывается. Информационный шум чистой воды.
Этот информационный шум чрезмерен для человека и может быть просто опасен! У Чехова есть рассказ про маленького мальчика, которого нянька взяла с собой по гостям и вообще вывела в город. Бедный ребенок провел всю зиму в нескольких комнатах и от обилия впечатлений попросту заболел…
Чехов не выдумал: врач все-таки!
В 1950-е годы были случаи, когда даже взрослые люди, приехав из деревни в большой город, вполне серьезно заболевали; им требовалось несколько дней, чтобы справиться с потоком информационного шума.
