– Слушай-ка, – сказал он, обращаясь то ли ко мне, то ли к Дьяконову, – а он, часом, не помер?
– Володя, Володенька! – Дьяконов был неисправим! Даже сейчас он не мог удержаться от дуракаваляния. – Я ведь тебя зубами загрызу, слышишь, Володенька! – процитировал начштаба Горбатого из «Места встречи».
Майор Павлов молчал и не двигался. Я даже напрягся. Замполит поозирался по сторонам, увидел на подоконнике кружку и набрал в нее воды из стоявшего рядом со столом ведра. Наклонившись к спящему, он начал неторопливо лить воду ему на голову.
– Пашол… на хуй! – напрягшись, майор Павлов выстрелил эту фразу в сторону руки с кружкой и, всхрапнув, перевернулся на бок, лицом к стене.
– Живой, – удовлетворенно произнес замполит, направляясь к дверям.
– Береги командира! Отвечаешь головой! – пискнул на прощание Дьяконов и запрыгал вслед за приятелем.
Я охранял покой майора Павлова до вечера. Еще одно качество, всегда удивлявшее меня в моих армейских начальниках: до какого бы состояния они ни напивались, наступал момент – и человек уже стоял на ногах, в полной боевой готовности.
– Что было? – спросил меня начальник разведки по достижении стадии пробуждения.
– Все в порядке, Владимир Николаевич. Вы спали. Потом подполковник Лепченко полил вас водой, а вы его послали на хуй!
– О! Неужели? Этому Лепченко только дай волю – поливать уставшего человека водой!
И майор Павлов уверенным шагом отправился домой.
В перерывах между пьянками были гулянки. Шутка. Нашу группу таскали по гастролям. В начале апреля мы ухитрились дать концерт на электромеханическом заводе, прямо в одном из цехов. Зрелище вышло то еще: вокруг станки, какой-то производственный мусор, зрители – в рабочей одежде. Пожалуй, это оказался самый странный концерт за всю историю нашего коллектива. Но прошло все хорошо, принимали тепло, песни всем нравились. Собственных песен к этому времени у нас уже было больше, чем чужих.
В это же время вместе с Олегом мы наладили новую схему полкового кинопроката. Поскольку Олег, забиравший в городе фильмы для показа в нашем клубе, как оказалось, имел возможность заказывать ленты, как книги в библиотеке, мы с ним составили целый список из того, что можно посмотреть. Естественно, речь могла идти только о тех фильмах, которые показывали в кинотеатрах самого Кутаиси. Главное, чем горжусь, – я заказал «Полет над гнездом кукушки»! Я его уже видел, но, конечно, еще раз посмотрел в клубе. Не знаю, насколько он пришелся по душе всем остальным, но наша компания осталась довольна.
Такую комбинацию мы с Олегом разыгрывали периодически, делая, конечно, перерывы, чтобы желающие могли посмотреть что-нибудь помимо Милоша Формана. Эту потребность покрывали индийские фильмы. Я даже пару раз сам что-то посмотрел, правда, не целиком и с обратной стороны экрана. Из нашей репетиционной комнаты существовал отдельный выход на сцену, мы ставили кресла и смотрели кино в гораздо более комфортных условиях. Даже курили иногда, дым ведь не видно было. Странно, что никто из нас не додумался продавать билеты в эту «царскую ложу»! Видимо, смекалка временно отказала.
Самым ярким примером негативных последствий проявления смекалки (или креативности, как сказали бы сейчас) был эпизод с сахаром. Главными героями этой истории выступали дежурный по полку майор Шебарин и его же подчиненные по третьему дивизиону, заступившие в наряд по кухне.
Кухня, как я уже говорил, считалась вотчиной взвода материального обеспечения, а непосредственное руководство ее работой возлагалось на прапорщика Чарлишвили. В постоянный состав его помощников входили повара и хлеборез, также отвечавший за раздачу масла и сахара. По сложившейся традиции, хлеборез в полку был грузином, а повара – таджиками. Всех их (таджиков) звали Джимми, настоящих имен никто не знал. Дело в том, что все представители среднеазиатских республик являлись горячими поклонниками индийских кинофильмов, а всеобщим любимцем был «Танцор диско». Я хоть его и не смотрел, но об актере Митхуне Чакраборти слышал и с песенкой «Джимми, Джимми, Джимми, ача, ача, ача!», разумеется, был знаком. Наши повара постоянно пели эту песенку, за что и заслужили такое коллективное прозвище.
Песни на русском языке они тоже любили. И даже у нас заказывали. Наши отношения с Джимми как раз и строились по принципу натурального обмена. Мы заказывали у поваров что-нибудь специальное к нашему клубному столу. Например, жареную картошку с салом. А они просили запустить по радиотрансляции или исполнить на концерте песню из репертуара Александра Барыкина «Аэропорт». Правда, названия ее они не знали и использовали для идентификации строчку: «Стою у трапа самолета». В версии Джимми она звучала так: «Стою с утра под самолетом». Ну, как тут можно было отказать!
Джимми готовили вполне сносно, хотя, конечно, иногда недостатки в их работе проскакивали. По большому счету винить непосредственно поваров в плохо очищенной картошке в супе было неправильно, ответственность за это нес наряд по кухне. Другое дело, что Джимми надлежало контролировать качество подготовленной продукции, а вот к этой обязанности они часто относились спустя рукава. В том же супе иногда всплывал здоровенный кусок свиной кожи с красочной огненно-рыжей щетиной. Особенно в этих случаях радовались Месхидзе и Сахарашвили. Они хватали эту гадость за волосы и несли под нос единственному полковому чеченцу Даудову. При этом они громко вопили, привлекая внимание: «Чэчэн, чэчэн!» Даудов начинал чертыхаться, материться, что, собственно, от него и требовалось.
Но возвращаясь к истории с сахаром. Наряд по кухне в тот день за что-то обиделся на дежурного по полку. На майора Шебарина, по рассказам, в третьем дивизионе часто обижались, уж и не знаю почему. Возможно, это объяснялось его вспыльчивым характером. Креативщики из наряда по кухне решили его разыграть. Они взяли пенопласт и вырезали из него несколько небольших кубиков, размерами не отличавшихся от кусочков сахара, которые полагались по солдатскому рациону. Для дежурного по полку накрывался отдельный стол, сахар был такой же, разве что лежал горкой в сахарнице. Шутники немножко затерли пенопластовые кубики, чтобы придать им большее сходство с кусковым сахаром (не рафинадом же!), и положили их в сахарницу.
Собравшийся отобедать майор, как назло, пребывал в самом скверном расположении духа. Аппетита у него не было. Он лениво поплескался ложкой в первом, потом так же лениво поковырялся вилкой во втором и решил просто попить чаю. Схватив кусков пять сахара, он бросил их в кружку и с удивлением увидел, что три кусочка утонули, а два – остались плавать на поверхности. Майор Шебарин попытался утопить их чайной ложкой, но странный сахар уворачивался и упорно стремился наверх.
– Дежурный! – закричал майор. – Дежурный!
– Да, товарищ майор. – Голос, послышавшийся откуда-то издалека, дрожал в предвкушении развязки.
– А что такое с сахаром?
– Ох, товарищ майор, с сахаром прямо беда! Чарли получил со склада какую-то новую партию, совсем не растворяется! Пока растает – весь чай остынет!
