– Что вы, это очень любезно с вашей стороны, – возразил Ардуин, поняв, что доктор больше всего на свете боится, что его и в самом деле сочтут стариком.
– Благодарю. Ваш комплимент мне просто бальзам на сердце.
Вошла Бланш, неся блюдо с аппетитно пахнущими пирожками. За нею, волоча ноги по полу, выложенному керамическими плитками, следовала женщина, которой, судя по виду, было не меньше ста лет. Руки ее были скрючены от старости и болезни[128]. Она поставила на стол бутылку и четыре стакана, которые несла, прижимая к груди, опасаясь выронить.
– Спасибо, моя добрая Берта, – прокричал доктор прямо ей в ухо.
Старая служанка бросила на него суровый взгляд и прокричала:
– Да не глухая я вовсе, хозяин!
– Глуха, как звонарь[129], – пояснил доктор нормальным голосом.
Ардуин едва сдержал улыбку.
– Конечно же, нет, моя хорошая! – крикнул он старухе, которая грохнула свою ношу на стол, не слыша, сколько шума при этом наделала, и отправилась на кухню.
Мешо жестом пригласил Ардуина устроиться на одной из скамеек. Бланш села напротив него, ее свекр занял место во главе стола.
Повисла тишина. Присутствие Бланш немного стесняло Ардуина, так как молодая женщина часто украдкой поглядывала на него, думая, что он этого не замечает. Впрочем, он все равно не решился бы заговорить при ней на такую тему.
Антуан Мешо пришел к нему на помощь.
– Моя невестка знает об этих гнусных убийствах и о причине вашего визита. Я хорошенько поразмышлял о вашей просьбе во время символической похоронной церемонии. Это меня немного отвлекло; признаться, от этой церемонии у меня волосы дыбом встают. Некоторые из этих людей проживут еще достаточно долго, зная, что для всех остальных они уже умерли, даже для своих близких[130]. Но, с другой стороны, мы же не можем допустить, чтобы эти люди оставались среди здоровых. Ведь болезнь может распространяться.
– В этой болезни обычно видят проклятие, Божье наказание.
– Да, такого мнения придерживаются обо всех серьезных болезнях[131]. Таким образом простым людям пытаются объяснить необъяснимое. Почему Бог наказал их ребеночка, который только что родился? И если это Божье наказание, то почему оно так же заразно, как золотуха?[132]Во всяком случае, в своем преклонном возрасте я научился одной вещи: для некоторых лучше надежда, проистекающая из суеверия, чем правда, лишающая всякой надежды.
– То есть?
– Думать, что все болезни случаются исключительно по Божьей воле, для простых людей означает сохранить надежду. Будешь молиться – и болезнь исчезнет… Кстати, чудеса действительно случаются. Правда, очень редко. Я столько раз был свидетелем, как омерзительные бездельники доживали до глубокой старости и мирно отдавали Богу душу в своей постели, в то время как другие люди, добрые и работящие, сгорали от лихорадки в ранней юности.
– Должен признать справедливость этих слов, – согласно кивнул Ардуин. – Так вот, что касается этих гнусных убийств… – продолжил он, чувствуя на себе настойчивый взгляд Бланш и помимо своей воли замечая блуждающую на ее губах чарующую улыбку.
– Совершенно очевидно, что это дело рук какого-то чудовища, наихудшего из проклятых Богом.
– Вы говорили, что бальи Ги де Тре и его люди так и не смогли напасть на след.
Доктор сжал губы и безмолвно покачал головой.
– Однако вот уже двенадцать маленьких жертв. Во всяком случае, столько их обнаружили в городе и ближайших окрестностях. Не стану отрицать, что в самом начале… примерно два с половиной года назад… люди бальи проявили некоторое… безразличие.
– Ведь речь шла всего лишь о маленьких голодранцах, – подхватил Ардуин.
– Именно так, не будем обманываться на этот счет. Они гибнут целыми легионами от пустячной лихорадки; некоторые вступают в жестокие драки, вырывая друг у друга кусок хлеба или заработанный денье… На это принято закрывать глаза. Но сейчас вовсе не тот случай, я вас уверяю, особенно после того, как жители Ножана обратились с письмом к монсеньору Жану II Бретонскому, а копия письма была послана бальи.
– Мой отец по мужу участвовал в расследовании по просьбе сеньора бальи, – вступила в разговор Бланш и спросила: – Принести вам еще чего-нибудь?
Ардуин с улыбкой повернулся к ней. Она покраснела и опустила глаза, встретившись с пристальным взглядом серых глаз.
– Немного позже. Приношу вам свою благодарность, мадам Бланш.
Антуан Мешо хотел было продолжать, когда Берта своим зычным голосом объявила, что ужин вот-вот подадут.
– Вот только суп[133], он хорош, пока горячий, особенно моя бобовая[134]похлебка, которая, как только остынет, так вся и становится комками.
Доктор согласно кивнул. Тотчас же две служанки, совсем юные девушки, принялись быстро накрывать на стол, проворные и молчаливые, подобно сильфам[135].
Доктор произнес благодарственную молитву, и все погрузили свои ложки в миски, наполненные острым и густым супом.
Когда была проглочена последняя капля супа, доктор снова заговорил.
– Признаться, некоторые детали этой ужасной истории меня смущают. Я снова и снова перебираю в голове сведения, которыми располагаю, и не могу понять некоторых вещей.
– Каких же?
– Да я ручаться[136]готов, что этот палач, этот мучитель детей умен и что он ужасный развратник. Нет, это не какой-то бродяга или пьяница, у которого в мозгах плещется скверное пойло, не…
