– Вы не знаете, может быть, у него была интрижка на стороне?
– Если так, то я за него только рада! Хоть что-то у него тогда в жизни было хорошего…
– Мэтресса Бобетт, я спрошу вас прямо: вам заплатили за ваше свидетельство?
Испустив долгий вздох, она согласно кивнула:
– Да. Но я клянусь вам своей головой и головой своего ребенка, что из моего рта не вылетело ни одного слова неправды! Слова Эванжелины, которые я передала, были и в самом деле произнесены ею. Как я вам уже говорила, она ненавидела хозяйку, просто не то слово!
– Хорошо, а зачем тогда Гарен Лафуа заплатил вам? Ведь это он сделал?
– Да я и так бы все сказала… Это была несчастная девушка, дурочка, злючка. У нее с рождения с головой было плохо. Уверена, она ее и пристукнула, когда никого не было в доме. В тот день ей не давали еды. Эванжелина была постоянно голодна и не могла вынести такого наказания. Она плакала и топала ногами, а матушку Лафуа это только смешило. Я же говорю, настоящая дрянь она была. Не думаю, чтобы много кто о ней жалел, разве что те, кто видел только ее лживые ужимки.
– Ну, а другие свидетели? Им тоже заплатили? Элуа Талону и Альфонсу Фортену?
– Без понятия. Да я вообще-то остерегалась этого парня, Фортена. Вот уж чьей исповеди я бы точно не поверила, если хотите знать! Настоящий плут. А Элуа – приличный человек. Не думаю, чтобы он солгал, давая показания, даже если б ему хорошо заплатили.
– Как вы считаете, это Эванжелина убила госпожу Лафуа?
Адель снова пристально посмотрела на него и вздохнула:
– Вот уж не знаю. Когда мы все вернулись, Лафуа уже отдала Богу душу. Она лежала на полу вся раскромсанная, будто туша на бойне. Эванжелина сидела рядом и держала ее за руку. И лицо, и руки у нее были в крови. Я могу сказать только одно: все, что я сказала, – истинная правда, и пусть я буду проклята, если хоть в чем-то солгала.
Ардуин Венель-младший был уверен, что она сказала ему правду. Но всю ли правду она сказала? Вот за это он вряд ли бы поручился.
14
Ножан-ле-Ротру
Венель-младший вернулся в Ножан-ле-Ротру перед самой вечерней. Он доверил Фригнана заботам молодого слуги в конторе, где давали внаем лошадей и упряжь, и поспешил в таверну, чтобы сполоснуть руки и лицо в миске, стоящей на туалетном столике напротив его комнаты.
Хозяйка, матушка Крольчиха, уверяла его:
– О, ваша комната самая просторная и самая удобная. К тому же ее окна выходят во двор. Утром вас не потревожат никакие мясники. Они, может быть, и забавны, когда с ними приятельски общаешься, но у них у всех такие луженые глотки!
Впрочем, комната, расположенная на втором этаже, оказалась приятной и светлой, так как промасленная кожа, закрывающая окно, была приподнята. Покончив с умыванием, Ардуин выглянул во двор. Невольная улыбка появилась у него на губах. Матушка Крольчиха, похоже, очень ценила порядок. Аккуратно сложенная поленница примыкала вплотную к пирамиде из пустых бочек. Несколько кур и уток суетились в курятнике с насестом, устроенном под навесом, рядом с которым стояла ручная тележка. На ней была навалена целая куча ведер и каких-то инструментов. Здесь же, у стены, была сделана подставка для бутылок.
Колокола соседней церкви зазвонили, оповещая о начале вечерней службы.
* * *
Дом, где жил доктор Антуан Мешо, был гораздо богаче того, где он принимал пациентов. Окруженный садом за высокой стеной, с чердаком и подвальным этажом, он выглядел довольно зажиточным. Ардуин там уже побывал прошедшим вечером. Завидев мужчину, громадный босерон[126]с рыжими подпалинами показался у дома, рыча и давая понять, что не следует идти дальше. Прозвучала команда, отданная молодым женским голосом:
– Юлиус, к ноге!
Собака послушалась, и Ардуин пошел по направлению к неясному силуэту, показавшемуся в дверях.
– Мессир Венель? Проходите, пожалуйста, мой свекр вас ждет.
Бланш Мешо, урожденной Делавуа, на вид едва исполнилось двадцать пять лет. Это была маленькая изящная женщина, приятная в обращении, с густыми темными волосами, заплетенными в косу, уложенную вокруг головы, тонкими чертами лица и шаловливой улыбкой, от которой на щеках у нее появлялись ямочки. Ее сдержанное поведение, не доходящее до такой крайности, как суровость, сразу понравилось Ардуину. На ней было ярко-голубое платье из тонкой шерсти простого фасона с довольно скромным декольте и узкими рукавами, где на предплечьях имелись разрезы, позволяющими разглядеть шелковую сорочку.
– Мадам, счастлив вас поприветствовать, – вежливо произнес Ардуин.
– Я тоже очень рада вас видеть.
Он направился вслед за нею по длинному коридору, освещенному свисающим с потолка подсвечником. Наконец они очутились в просторной гостиной.
* * *
Антуан Мешо встал с сундука[127], на котором сидел, и направился к мессиру Высокое Правосудие.
– Давайте присядем, мессир, – предложил он, указывая на длинный стол темного дерева, на котором стояло несколько подсвечников, а вокруг – скамейки. – Бланш, дорогая, не могла бы ты сходить на кухню и распорядиться, чтобы нам принесли по стакану прохладного вина, блюдо пирожков, оладий с бычьим костным мозгом и чего-нибудь еще в ожидании ужина?
Улыбнувшись, женщина тотчас же исчезла.
– Вдова моего сына, уже три года как скончавшегося. Он присоединился к своим четверым братьям и сестрам, которые уже предстали перед Господом, – пояснил доктор мягким печальным голосом.
– Примите мои искренние соболезнования.
– Есть ли у вас жена, дети?
– Нет. Еще нет.
– Время бежит быстро, так быстро, и заканчивается так внезапно… Оглянуться не успеваешь, как уже поздно!.. Ладно, не обращайте внимания на болтовню старого чудака. Я начинаю говорить всякий вздор и раздавать советы тем, кто в них вовсе не нуждается. Что поделать, возраст!
