Жара. Дворник подметал пыльную улицу огромной пальмовой веткой. Для портовых операций обычно покупались самые дешевые туристические путевки, селили в непритязательных отельчиках без пансиона. Только бутылку минералки или сока вечером выдавали. Воду из-под крана на Канарах пить нельзя — она опресненная.
Основным районом работы да я нас были две торговые улицы: Виа-Альбарреда и Виа-Сан-Хуан. В этих магазинчиках торговали всем: джинсами, коврами, электроприборами. Хозяевами были индусы! Самые настоящие. На стенах — цветные портреты индуистских богов. Названия у магазинов — презабавные. На одном было написан рекламный лозунг на русском языке: «Ткрытт новый супермагазин!» Им говорили про пропущенную первую букву, но они рукой махнули — те, кому надо, поймут. По-русски они разговаривали не хуже наших азиатов, но перемежали речь матросским матерком. Были магазины, которые сотрудничали с нами, а были и те, с кем была договоренность у гебистов, — туда соваться не следовало.
Один раз я забыл, что магазин «Аврора» — «нечистое место», зашел туда вместе с группой моряков. Пока один примерял курточку из кожзаменителя, я разговорился с другим насчет литературы. «Красный» индус-хозяин подозрительно посмотрел на меня, погрозил пальцем и сказал:
— Э-э! Ты — не русский! Ты — аллеманский! Ты с толстый аллеманский борода приехал — он тебе денежка платил!
Сначала я его просто не понял. Потом сообразил, что «Аллемания» по-испански — «Германия», а «Толстый борода» соответственно — Борис Георгиевич.
— Да нет, — заверил я индуса, продвигаясь к выходу из этой гебистской лавчонки. — Я — русский.
— А если русский — купи куртенчик! Фирма — зае…ись!
Советские моряки обычно ходили по магазинчикам тройками.
На судне старались включить в каждую тройку одного коммуниста, чтобы присматривал. Как будто членство в КПСС что-то решало! Но моряков Черноморского пароходства часто собирали в группы по семь человек. С ними было труднее всего. Проще всего было с рыбаками— за ними и следили меньше, да и сами они были посмелее.
В «нашем» магазинчике, хозяин которого регулярно затаривался литературой и передавал ее морякам, мне посчастливилось услышать повое русское слово. Плееры с наушниками тогда только появились, и как сия машина называется по-русски, я не знал. Заходит морячок и интересуется:
— «Балдежнички» последней модели имеются?
Индус ему несколько плееров достал. Торгуются.
Действительно, «балдежник» — это по-русски!
Борис Георгиевич в своем деле был просто профессионал — с первого взгляда определял, к кому стоит подойти, а кто трусит. Вот идет по улице паренек-юнга, озирается по сторонам с опаской. Видно — в первый раз за границу попал. Миллер к нему деловито подходит, протягивает газету «Вахта» и говорит:
— На, пацан, возьми. Это — газета «Вахта». Спрячь, она — антисоветская!
— А? Что?
— Ничего, возьми, спрячь, потом почитаешь. Все, мне пора!
А парнишка продолжает удивленно крутить головой. Кто это?
Что за газета? Почему спрятать? Проехали.
Мне поначалу трудно было подойти к незнакомому человеку, заговорить и предложить антисоветскую литературу. Как в старом английском анекдоте: «Ну и что, что необитаемый остров? Вы забыли нас представить!»
Искупаться на Канарах мне удалось только два раза. Океан оказался на редкость соленым — на подсохнувшей на солнце коже сразу же образовывались пятна соли. Но Борис Георгиевич даже на пляже ухитрился вычислить группу советских. По походке. Это были не моряки — технари или ученые с одного из судов. Когда большая часть из них отправилась в море, он подошел к самому интеллигентному и спросил — не интересует ли его Солженицын?
— Солженицын?! — удивился тот. — Здесь, на острове? Откуда?!
Действительно, откуда на испанском острове книгам Солженицына взяться?
Миллер быстро сбегал в отель, принес пакет с книгами и передал счастливому заказчику.
Причал. Галдящая толпа моряков. В центре — толстый вальяжный боцман, уже солидно навеселе. Рядом стоит худенький юнга в кепке. И толстый Борис Миллер подходит к боцману, и по-деловому садится рядом, и что-то шепчет боцману на ухо. Потом он мне расскажет, что боцман туг же шепотом спросил: «Солженицын есть? Тогда оставь пакеты, я заберу. А сам — давай отсюда!» Борис Георгиевич оставляет на досках причала два пластиковых пакета с литературой и направляется ко мне налегке. Наблюдательный юнга поворачивается к боцману:
— Э, Федор Кузьмич, вы чужие пакетики взяли!
Тот берет его кепку за козырек и надвигает на глаза:
— Спокуха! Ты ничего не видел, пацан!
Ночь на Канарах падает мгновенно. Мы подошли по набережной к длиннющему пирсу, уходившему далеко в океан. На самом его конце светился маленький ларек. В нем мальчишка-испанец разливал нашим морякам спиртное, пересыпая свою речь матерками с испанским акцентом. Мы молча подошли к ларьку и заказали себе пиво. Вокруг галдела толпа моряков, обвешанных пакетами с джинсами, пластинками, электроприборами и прочим хламом. Они ждали катеров, которые развозили их отсюда по судам. Один из них молча смотрел в свою кружку с пивом. Видно, она у него была не первая. Он мрачно посмотрел на Бориса Георгиевича и спросил:
— Ты кто?
— Я? НТС, — просто ответил тот.
— A-а, знаю… Нам про вас помполит рассказывал. Вам демократию надо. А я — комсомолец. И мне уже ни хрррррена не надо! Литературу будешь предлагать?
— Буду.
— Правильно. Я люблю почитать. Антисоветчину. Но, с другой стороны, поймают — зае… ут!
— А ты не попадайся.
— Тоже верно. Давай, мы с тобой эту, как его, конспирацию соблюдать будем? Отойдем в сторонку, якобы — отлить, а ты мне там незаметно свои пакеты и передашь.
— Давай!
Я чуть не упал со смеху. В какую «сторонку»? Вокруг — толпа пьяных моряков и море. Они протиснулись на другую сторону ларька, чуть не свалившись в воду. Миллер всунул ему в руки два пакета с книгами и проводил до подошедшего катера. А моряк, покачиваясь на ногах, чуть не кричал на весь пирс:
— Поймают — зае…ут! Ой, поймают — зае…ут!
На следующий день мы его встретили на Виа Альбарреда:
— Ну как? Поймали?
— Обижаешь! Я все пронес.
В Лас-Пальмасе жил забавный пожилой чех. Как-то, прогуливаясь по набережной, он нашел экземпляр «Вахты». По-русски он понимал, прислал в редакцию письмо. Предложил сотрудничество, так как коммунистов очень не любил: он воевал в Западной чешской армии, в составе английской, потом на коммунистическую родину вернуться не смог. Вышел в отставку, купил себе квартиру на Канарах и тихо доживал свой век. Встречаться с моряками он боялся. Миллер показал ему, как делается «заброс». Они подошли ночью к советскому судну и забросили на него несколько небольших пакетов с книгами. В надежде, что утром кто-нибудь подберет.
