– Ну-ка, сделай глубину на полметра побольше.
Я ничего не ответил, но сделал, как он сказал.
– А теперь вон видишь бурунчик, за него бросай так, чтоб крючок с насадочкой прошел вон за тот камушек.
Я последовал его указаниям. Бросил крючок за бурунчик, который подхватило течением, и мой крючок с насадочкой прошел за камушек, на который указывал незнакомец.
Проделав все это, я почти сразу почувствовал толчок. Я подсек – на мою радость на крючке висела форель.
– Грамм шестьсот, – оценил я свой улов.
Я вытащил рыбу и от души поблагодарил мужчину, но он уходить не собирался. Я снова сделал все, как в предыдущий раз, но на этот раз меня ждала неудача.
– Бесполезно, – произнес незнакомец, внимательно вглядываясь в речку, – теперь сделай глубину сантиметров на тридцать поменьше, вон ту струйку видишь, подальше которая, за нее забрасывай и отпускай.
Я так и сделал.
– Отпускай, отпускай! Теперь чуть подтяни! – продолжал командовать мой советчик.
Я выполнил все его указания и вновь почувствовал знакомый удар. Вытаскиваю вторую форель. Мне стало любопытно, и я поинтересовался, что мне делать теперь.
– А теперь сматывай удочку, здесь ты уже ничего не поймаешь. Форель – рыбка пугливая, особливо в наших речушках, – последовал неожиданный ответ.
– Неужели это все? – расстроился я.
– Можешь вон там подальше голавльчика половить, если будешь туда спускать, может и поймаешь голавля, а так место надо менять.
Сказав это, незнакомец ушел. Я, конечно, не поверил ему, постоял еще какое-то время, проделывая то, чему он меня научил: пробовал по течению спускать, но все оказалось тщетно. Но все равно я был очень доволен своим уловом, своими первыми форельками. Вернулся домой, стал хвастаться перед братом и Владимиром Александровичем (так звали приятеля брата), рассказал, как подошел ко мне мужчина-великан, похожий на медведя, объяснил, как форель поймать, и я поймал. Владимир Александрович усмехнулся.
– Да это же Николай!
– Что за Николай? – поинтересовался я.
– Он здесь недавно появился, с год где-то. Нелюдимый. Иногда пропадает куда-то, и долго его не видать. Потом снова появляется. Чем занимается, чем живет – про то неизвестно. Поселился за рекой в брошенной хате. Ни с кем не общается, скрытный он.
– А меня научил форель ловить…
– Да, странно, чем это ты ему приглянулся?
На том разговор и закончился. Мы пообедали, потом я обратился к Владимиру Александровичу:
– Давай посмотрим, что в твоем пруду ловится?
Забросили мы удочки, стали попадаться нам сазанчики, коробочки, карп зеркальный, где-то грамм по трист – четыреста.
– Ничего, подрастут, – говорил хозяин пруда.
Мы рыбу ловили и отпускали. Аккуратно к берегу подводили, чтобы губки не попортить, рыбачили, таким образом, для удовольствия.
Вечером я опять сходил на то же место. Помня советы местного великана, поймал еще форель. Затем пробовал подниматься выше, но безуспешно – никаких результатов. Места там – просто загляденье, одни водопады чего стоят… В одном месте река стекает по плато, причем не каменное, а мраморное. Мне рассказывали, что неподалеку идет разработка мраморного карьера. Я поднялся еще выше, там уже начались сланцы. Походил еще немного, ничего не поймал и решил, что завтра с утра снова приду сюда, научусь-таки на этой реке ловить. С тем домой и вернулся.
Вечером мы сидели на веранде и смотрели, как с гор спускается туман. Прекрасное все-таки место здесь. Было так свежо, как, наверное, в долине не бывает. Там воздух насыщенный, а здесь прозрачный, звенящий. Мы сидели и наслаждались вечером, пили чай. Мой брат такой же у себя заваривает, но из-за воздуха казалось, что здесь даже чай лучше.
– Конечно, у него же высокогорье, – объяснил брат, – он ходит на альпийские луга и там заготавливает чаи, причем те, которые в Красную книгу занесены.
– Да ладно тебе, в Красную книгу – это где-то там заносят в книгу. А мы тут живем и с умом пользуемся, – возразил Владимир Александрович.
– Да, заповедник рядом, небось, и браконьерничаете? – шутил мой брат.
– Скажешь тоже, Петрович, браконьерничаете, – махнул рукой хозяин.
Утром брат не захотел на рыбалку, поэтому я пошел один. Пришел на вчерашнее место и вижу: на плато сидит Николай, по пояс раздетый. Посидев так немного, он лег спиной, а руки разбросал – замер. Я подумал, что он какой-то ритуал исполняет. Чтобы не мешать, я попытался его обойти, но Николай меня заметил и сел. Горные породы часто принимают причудливые формы, но иногда кажется, что это дело рук человеческих. Здесь на плато как будто скамейки сделаны – такие идеальные выступы образовались. Когда я проходил мимо, Николай сказал:
– На рыбалку можешь сегодня не ходить.
– Что, запрет? – недоумевал я.
– Нет. Ты что, слепой? – спросил Николай.
– Да, зрение садится, уже очками пользуюсь, – признался я.
– Да я не про то, – одернул меня великан, – на воду смотришь, когда на рыбалку идешь?
– Да, смотрю.
– Неделю можете даже не ходить.
– Почему?
– Землетрясение будет.
– Как? Что? Есть связь с сейсмической станцией?
– Зачем с сейсмической станцией? Человек, поживший, как я, в одиночестве, в пещерах, сливается с природой и становится с ней единым целым. Поэтому я чувствую, что будет с природой, а природа чувствует, что будет со мной.
Мне стало интересно.
– И как долго вы так жили?
– Лет десять только в одной пещере прожил.
Я подсел к собеседнику, достал из рюкзака термос, в крышку от термоса налил чая, приготовленного дома. Протянул ему, он взял и с удовольствием стал пить. Я почувствовал, что молчание наше затянулось, не выдержал и спросил:
– А что заставило вас уйти в пещеры?
Он посмотрел на меня задумчивым взглядом.
– Да жизнь-то и заставила, – и опять замолчал на некоторое время.
– Трясти будет не здесь, скорее всего в Чечне, – сказал он немного погодя.
Николай снова прижался телом к мрамору, разбросал руки…
– Точно, где-то в Чечне будет.
– Так надо же предупредить, – заволновался я.
– А кого сейчас предупредишь? После этих чеченских войн все разрушено, контроля никакого нет, никто ни за чем не следит.
И он снова прижал ладони к камню.
– А как вы это определяете?
– Это трудно объяснить, можно только внутри чувствовать настроение всей природы. Вот ты шел на реку, но внимания на нее не обратил. А ведь глянь, мошки плывут, но хоть один всплеск ты увидел, услышал? Нет. А почему нет? Потому что рыба чует перемену в природе. И она ищет сейчас для себя более безопасное место. А где оно, это безопасное место? Где-то на глубине. Она пока не выходит на мелкие места, где мы с тобой ее ловили. Здесь она только кормится, а живет на глубине – там среда ее обитания. Недаром говорят, что рыбка любит глубину. А теперь посмотри, как деревья себя ведут. Присмотрись, как листья у них опущены. А почему опущены? Да для того, чтобы влагу сберечь. Ведь если их тряханет, то будут повреждены корешки, водные потоки могут оказаться перекрытыми, да вместо воды может появиться здесь что-нибудь другое.
