Тот приложил палец к губам и через некоторое время открыл дверь.
– Заходите, – пригласил посетителей высокий горбоносый мужчина. – Только поосторожнее ступайте, у нас полно народу.
Освещая фонарем дорогу, он повел Семена и Луку по длинному, похожему на коридор помещению. На полу, покрытом свежей соломой, положив под головы седла и лисьи шапки, спали, обняв друг друга, степные наездники-ордынцы. Рядом с ними храпели чубатые казаки. Между чернявых молдаван рыжели кудлатые бороды беглых российских хлеборобов.
Хозяин ввел гостей в большую квадратную комнату, посреди которой стоял стол, заставленный медными кофейниками, кувшинчиками, чашками, бокалами и другой посудой. На полу, застланном сильно потертым ковром, лежали широкие, как матрацы, засаленные подушки. Семен и Лука без приглашения, как свои люди, устало опустились на них.
– Рассказывай, Аспориди, что слышно? – спросил Лука хозяина, когда тот плотно закрыл дверь комнаты.
– Вот тебе и на! – улыбнулся Никола. – Вы целый день ходили по Хаджибею, а спрашиваете у меня. А ведь я-то ни разу за целую неделю не переступал порога кофейни.
Ответ хозяина заставил расхохотаться гостей.
– Ты, Никола, знаешь все, что делается в Хаджибее и его окрестностях, лучше самого паши. Его шпионы, прежде чем доложить ему все, что удалось разнюхать, обязательно заходят в твою кофейню промочить глотку, – сказал Лука.
– Может, это и так, – ответил Аспориди. – Но, к сожалению, турецкие шпионы сейчас сами знают немного. От них мало проку и мне, и их хозяину-паше.
– Э-э, не может быть, чтобы ты знал меньше нас о том, что делается в Хаджибее, – не сдавался Лука.
Лицо Аспориди стало серьезным, словно он вспомнил о чем-то важном.
– У меня времени сегодня мало, а ночь коротка. Еще много надо сделать. Как с подкопом?
– Закончен, – ответил Чухрай. – Но Халыму я не верю. Зря Лука с ним сегодня полаялся.
И Семен рассказал о стычке с одноглазым турком.
– У вас все равно одна задача: освободить жинок. А сделать это можно лишь с помощью Халыма, – произнес, выслушав его, Аспориди. – И не бойтесь! Наши недалеко. Если Халым вас предаст – выручим.
В тот миг в дверь постучали. В комнату вошел Озен-башлы.
– Дед Бурило, – сказал он Аспориди.
– Веди его сюда, – приказал Никола.
Через минуту Озен-башлы вернулся с Бурилой. Вид старика был страшен. Его холщовая рубаха промокла от крови, морщинистое лицо пересекала красно-лиловая ссадина. Левый глаз совсем распух. Седая борода слиплась от крови.
– Садись, дед, рассказывай, что с тобой? Кто это тебя так? Надо бы помыться да одежду сменить. Я сейчас распоряжусь, – направился было к двери Аспориди.
Но старик властным жестом остановил его:
– Ничего не надо, Никола. Завтра на зорьке я вот так пойду к паше… Ничего не надо.
– Что ты, Иван, в уме ли! За каким тебе бисом к паше? – воскликнули удивленно, вскочив на ноги, Семен и Лука, а Никола пристально посмотрел на старика.
– Чего всполошились?.. Садитесь да слухайте… Садитесь, – повторил настойчиво Бурило.
И лишь когда все сели, сам со вздохом опустился на подушку.
– Слухайте, – начал старик, – я сейчас от Куяльника шел. Туда уже наши войска пришли. Сила-силушка – конные да пешие, тьма-тьмущая, и пушечки есть. Так что коли все они грянут сюда, от турка один прах останется. Постой, постой! – закричал он на Семена, открывшего было рот, чтобы задать Буриле вопрос. – Погоди! Я как есть все по порядку скажу. Войско ведет генерал главный, по кличке Гудок. Так вот, он через есаула своего, моего крестника Кондрата, повелевает нам турка в обман ввесть. Меня по дороге сюда сучий сын спага конный так нагайкой отделал… Я в канаву дорожную упал да в кусты уполз, затаился, только тем и спасся от него. А то бы насмерть, окаянный! Ныне басурмане совсем озверели. Видно, чуют свою смертушку. Но это делу на пользу выйдет, – нахмурил седые брови старик.
– Как делу? – спросил Аспориди.
– А ты слухай и разумей! Лучше всего для обмана турка идти к паше мне. Скажу я ему, что это казаки меня плетьми избили и еще что на Куяльник их сила малая пришла: всего сотни две сабель. Что хотят казачишки у татарина скот отбить, а главное, слыхал я, мол, их хвастовство, что к весне лишь большое войско русское на Хаджибей пойдет…
– Это главное, что есаул тебе повелел? – спросил Никола.
– Главное, – ответил старик. – Так вот почему мне нынче мыться и одежды менять нельзя. Так паша поверит мне скорее, да и помирать у поганых в рубище слаще. А то им, собакам, хорошую рубаху отдавать – душа болит…
Аспориди ласково взглянул на деда:
– Уразумел я тебя. Слова твои в сердце мне запали навечно. Доколе жить буду – не забыть! Не заботься, слух сей, что русские весной Хаджибей воевать будут, я распущу. Чтобы дошел он до Стамбула…
С этими словами Никола обнял Бурилу.
Дед Бурило
Утром 12 сентября в комендантскую Хаджибейской крепости янычары притащили истерзанного старика. Увидев перед собой пашу, окруженного байрактарами, Бурило пал на колени и, что-то вопя, затряс сивой, измазанной кровью бородой.
Паша и байрактары приготовились к забавному зрелищу. Паша Ахмет свирепо глянул на толмача:
– О чем скулит этот пес?
– Могучий паша, – перевел толмач, – заступись, спаси. Казаки меня на Куяльнике избили, поле мое вытоптали, хату сравняли с землей. Заступись… – Старик замолчал и, кланяясь, затряс бородой.
Ахмет в недоумении вытаращил на Бурилу желтые, как у совы, глаза. Такого еще никогда не бывало, чтобы русские или украинцы, эти неверные собаки, просили у турок защиты. Лица байрактаров тоже выражали удивление. Но кое-кто уже злорадно улыбался: нашел же старый, выживший из ума ишак у кого просить защиты!
Паша с укоризной глянул на улыбающихся байрактаров. И они, уже готовые разразиться хохотом, стали серьезными.
«Надо использовать этого старого дурака, – решил паша. – Великий Аллах недаром отнимает разум у неверных…»
– Ай-ай, какие плохие дела творят эти казаки, эти русские. Да покарает их Аллах! Мы, воины султана, защитим вас от этих разбойников. Только ты, бедный старик, должен сказать мне, паше, твоему заступнику: не заметил ли ты, каковы силы врагов?
– Заметил, заметил, благородный паша!
– Так говори, старик! Только правду, большая награда ждет тебя…
– А какую награду за это даст мне паша? – спросил старик.
Услышав эти слова, паша покраснел от гнева. «Жадная христианская собака, – подумал он, скрипнув зубами. – Только приласкал его, а он уже обнаглел. О, я бы тебя хорошо наградил сейчас нагайкой». Но Ахмет сделал над собой усилие и бросил старику мешочек с мелочью.
