В то время опыты с «машиной правды», как ее стали называть, проводились во множестве повсеместно.
Как-то один адвокат решился на очень специфическое исследование.
Он привез эту машину в психиатрическую клинику города и испытал на ней пациента Джи-Си Джонса. Господин Джонс был психопатом, считавшим себя Наполеоном Бонапартом. Возможно, благодаря изучению истории он превосходно знал жизнь Наполеона и сообщал точно и от первого лица мельчайшие подробности из жизни великого корсиканца, и все это очень связно и в логической последовательности. Врачи усадили господина Джи-Си Джонса перед детектором лжи и после небольшой настройки спросили его: «Вы Наполеон Бонапарт?»
Пациент, подумав минуту, ответил: «Нет! Как вам только это пришло в голову? Я Джи-Си Джонс».
Все улыбнулись, кроме оператора детектора лжи, сообщившего, что господин Джонс… лжет!
Машина показала, что, когда пациент говорил правду (то есть когда он уверял, что он господин Джонс), он лгал… считая себя на самом деле Наполеоном.
Я Питер
Тот факт, что можно лгать, говоря правду, и его логическая противоположность, а именно возможность быть правдивым, говоря лживые вещи, внесла окончательный сумбур в мои мысли.
— Это ужасно, Хорхе, — сказал я. — Это значит, что правда превращается в субъективное и, следовательно, относительное понятие.
— Но в любом случае, после всего сказанного путаница возникает в понятии «ложь», а не «правда». Правда могла бы оставаться абсолютной, даже если мы допустим, что объявлять правдивыми какие-то лживые утверждения не значит лгать. Тем не менее, поскольку наше представление о правде связано с нашей системой верований, мы неизбежно придем к тому же выводу, что и ты (я его тоже разделяю по этой и по другим причинам): правда относительна, субъективна и, позволь мне добавить, изменчива и частична.
— Все правильно, — согласился я. — И это никак не влияет на мои предыдущие слова. Меня раздражает, когда мне лгут. Иначе говоря, так ли это или не так, меня раздражает, когда мне что-то говорят, а я знаю, что это неправда. И даже не относительная, субъективная и частичная правда для того, кто это говорит. Меня раздражает, когда мне лгут.
— А почему ты думаешь, что тебе лгут?
— Опять?! — возмутился я. — Опять?
— Я хотел спросить, почему ты думаешь, что лгут ТЕБЕ?
— Как это почему?! Именно мне говорят ложь, о которой идет речь, — сказал я с досадой.
— Не сердись. Я думаю, что когда кто-то лжет, он всего лишь лжет. То есть не лжет ТЕБЕ или МНЕ. Просто ЛЖЕТ! В лучшем случае, лжет СЕБЕ.
— Нет!
— Да! Почему люди лгут, Демиан? Подумай. Зачем?
— Откуда мне знать! Есть тысяча причин…
— Назови мне хоть одну. Ту, которая испортила тебе настроение перед сеансом.
— Для того, чтобы скрыть какой-то плохой поступок
— А для чего ему его скрывать?
— Чтобы другой его не осуждал.
— И почему же он хочет, чтобы тот его не осуждал?
— Потому что знает, что тот, другой, отвернулся бы от него.
— И почему он этого не хочет?
— Потому что он дорожит этим человеком.
— и?
— И… он не хочет отвечать за свои поступки.
— То есть не хочет ответственности.
— Конечно.
— Хорошо. Скажем, это побудительная причина девяноста девяти процентов лжи.
— Думаю, да.
— Ладно. А откуда известно лжецу, что ему придется нести ответственность? Кто определяет степень этой ответственности?
— Никто. Он сам.
— Вот именно. Он сам.
— И?
— Как ты не понимаешь? Лжец — это не тот, кто боится осуждения другого человека и последствий такого осуждения. Лжец уже осудил и приговорил сам себя. Понимаешь? Дело уже рассмотрено. Лжец прячется от своего собственного суда, своего собственного приговора и своей собственной ответственности. Как я уже говорил, проблема не в другом человеке, а в том, кто лжет.
Я похолодел. Все было правильно. Я знал это, потому что наблюдал это со стороны и изнутри. Я лгал уже после того, как осудил и приговорил самого себя.
— Но ведь верно, что он мне лжет!
— Также верно, как когда моя мать говорила о моем брате Качо: «Он у меня ничего не ест». Мой брат у НЕЕ не ел мяса, у НЕЕ отказывался от супа, у НЕЕ не притрагивался к такому питательному флану[18]…
— Это не одно и то же. Когда кто-то мне лжет, он лжет МНЕ.
— Нет, Демиан. Ты по праву считаешь себя центром своего мироздания. И ты на самом деле им являешься. Но ты НЕ центр ВСЕГО мира. Он лжет. Но не ТЕБЕ. Он делает это, потому что так решил, потому что это его устраивает или потому что его левая нога захотела. Это ЕГО привилегия. Говорить, что он лжет ТЕБЕ, ведет к параноидальному бреду, при котором его жизненные проблемы становятся ТВОИМИ. Не будь занудой!
— Но разве это его проблема?
— Когда лгут, чтобы избежать ответственности, — это симптоматично. Сколько раз мы вместе обсуждали, что в конечном счете невроз — это один из способов не взрослеть, уходить от ответственности, которая подразумевается при духовном росте?
— Не знаю. Я должен об этом подумать. В повседневной жизни именно лжец оказывается в выигрыше, он не отравляет себе существование.
— Даже если бы это было так, справедливость не имеет ничего общего со здоровьем. Кроме того, все зависит от смысла, который ты вкладываешь в понятие «остаться в выигрыше».
Трудно добиться с помощью лжи, чтобы все шло определенным образом. Думаю, что самое большее с помощью лжи можно добиться, чтобы в течение какого-то времени все шло так, как желал бы лжец (даже если он понимает, что это фальшиво, фиктивно, что это конструкция из папье-маше на фундаменте из лжи).
— Мы лжем не с этой целью или просто не отдаем себе отчета. Мне кажется, что в любом случае я лгу, потому что хочу получить контроль над ситуацией.
— Иными словами, власть.
— Да, в определенном смысле это власть. Я знаю всю правду. Я заставляю тебя действовать. Я тебя обманываю. Ты становишься жертвой моих махинаций, я порчу тебе жизнь… Власть, конечно, не ахти какая, но все-таки власть.
— Рассказать тебе сказку?
Уже давно Хорхе мне их не рассказывал.
— Давай!
— Ладно, это почти сказка.
В одном из самых неспокойных кварталов города было одно злачное местечко.
Его гнусная атмосфера напоминала какой-нибудь криминальный роман из черной серии.
