Конюх ощутил огромное облегчение. Он нанялся на конюшню к господину Натаниэлю совсем недавно, после Иванова дня.
Поэтому господин Натаниэль встретился с господином Амброзием в ночь полнолуния перед великолепными резными дверями Ратуши с сердцем, свободным от всех страхов за Ранульфа, и жаждал приключений, как настоящий школьник.
— Знаешь, Амброзий, — прошептал он, — мне кажется, мы оба снова стали мальчишками и собрались залезть в чужой сад.
Амброзий фыркнул. Он самым решительным образом был настроен на выполнение собственного долга, однако считал, что это не имеет ничего общего с мальчишеской выходкой.
Огромные двери, скрипнув, повернулись на петлях. Бесшумно притворив их, оба достойных мужа на цыпочках поднялись по винтовой лестнице и двинулись по упомянутому Календулой коридору.
В царившей вокруг темноте светили лишь лучики двух фонарей, которые они держали в руках.
Дом, обставленный старинной мебелью, не нуждается в других призраках. Господин Натаниэль, как известно, был крайне чувствителен к безмолвным предметам — звездам, домам, деревьям; и нередко, находясь в собственной трубочной, зажигал свечи и сидел, разглядывая книжные полки, кресла, портрет отца и даже стоявший в углу красный зонт с таким трепетом, как если бы взирал на звезды.
Однако в ту ночь наличие молчаливых резных панелей, старинных гобеленов и всего остального влияло даже на невозмутимого господина Амброзия. Все это влекло его к себе словно магнитом.
Если бы они могли заговорить или шевельнуться — эти безмолвные предметы!
И тут господин Натаниэль замер на месте.
— По-моему, мы находимся сейчас примерно там, где Календула обнаружила пустоту за панелью, — прошептал он, осторожно простукивая деревянную обшивку стен.
Уже через несколько мгновений он проговорил взволнованным шепотом:
— Амброзий! Амброзий! Это здесь. Послушай! Гремит как барабан.
— Исстрадавшиеся Кошки! По-моему, ты прав, — ответил ему тоже шепотом господин Амброзий, волнение Натаниэля невольно передалось и ему.
Наконец панель, поддавшись, отъехала вбок, и при свете фонарей они увидели винтовую лестницу.
Пару секунд оба с торжествующим видом обменивались взглядами. Потом Натаниэль с усмешкой проговорил:
— Ну, вот, пора забрасывать ведерко в колодец! И хорошо бы вытащить из него не старый башмак или гнилой каштан, а что-нибудь получше!
С этими словами Натаниэль стал спускаться с лестницы, Амброзий с отважным видом последовал за ним.
Лестница спускалась все ниже и ниже, казалось, в самые недра земли. Наконец они попали в помещение, похожее на длинный тоннель.
— Ату его! Ату его! — нашептывал со смехом Натаниэль, радуясь приключению. — А теперь давай-ка галопом, Брози! Может быть, выйдем на открытую лужайку к пасущемуся оленю!
И, ткнув приятеля кулаком в ребра, добавил:
— Думаю, это веселее, чем ловить моль, согласен?
Тем не менее пробирались они по тоннелю осторожно ощупывая ногой почву.
Прошло довольно много времени, прежде чем господин Натаниэль остановился и шепнул через плечо:
— Пришли. Здесь дверь… запертая, разрази ее громом на веки вечные!
Охваченный гневом, он принялся колотить и пинать дверь как безумный.
И тут услышал пронзительный женский голос, потребовавший назвать пароль.
— Пароль? — взревел в ответ Натаниэль. — Именем Солнца, Луны и Звезд, Золотыми Яблоками Заката, какой еще…
Но не успел он договорить, как дверь отворилась, и оба приятеля оказались в невысокой квадратной комнатке, освещенной всего одной лампой, свисавшей на цепи с потолка. Правда, в этом не было необходимости, ибо от висевших на стенах чудесных гобеленов исходил яркий свет.
Джентльмены онемели от изумления. Таких гобеленов они еще не видели. Откуда такая голубизна и зелень и такой нежный розовый цвет! В какие же краски окунали эти шелка?
Рисунки на гобеленах были знакомы каждому доримариту — сцены охоты, преследуемые луной беглецы, пастухи и пастушки, ухаживающие за лазурными овцами. И все же, благодаря удивительным краскам, они казались угольками прошлого, вдруг вспыхнувшего огнем. Какой-то миг! И люди минувшего века — мужчины и женщины, — шумные, разодетые, важные, выплескивались на улицы, гоня перед собой живых, как сухую листву.
Но что это грудами лежит на полу? Огромные жемчужины и сапфиры, невероятной величины рубины? Или сброшенные ветром плоды, удивительные плоды, осыпавшиеся с изображенных на гобеленах деревьев?
Как только глаза привыкли к этому блеску, мужчины стали приходить в себя; они могли поклясться, что перед ними плоды фейри.
К удивлению Натаниэля и Амброзия, хранительницей странного сокровища оказалась хорошо знакомая им мамаша Тиббс.
Чистые, детские глаза, светившиеся на ее морщинистом, обветренном лице, взирали на них с кротким недоумением.
— Ну, если это не господин Гиацинт и не господин Джосайя, — воскликнула она с веселым, молодым смехом, — то кто еще может знать пароль!
Она внимательно вгляделась в их лица:
— Хорошо ли носятся ваши чулки? А то последняя пара никак не хотела намыливаться. Топать по Млечному Пути и забредать за край Луны не полезно для чулок.
Очевидно, она принимала обоих за их собственных отцов. Тем временем господин Амброзий набрал в грудь воздуха, что было непреложным доказательством для всякого, кто знал его по заседаниям Суда, что этот почтенный муж намеревается разразиться обличением.
Однако Натаниэль осадил его, ткнув кулаком ребра, и сердечным тоном обратился к хозяйке:
— Благодарю вас, и чулки наши, и башмаки еще не сносились. Значит, вы не думали, что мы знаем пароль, так? Ну-ну, возможно, нам известно куда больше, чем вы предполагаете. — И он шепнул Амброзию:
— Ради Кормы Моей Внучатой Тети, Амброзий, скажи мне, каким был этот самый пароль?
И снова повернулся к мамаше Тиббс, она слегка покачивала бедрами, словно намереваясь пуститься в джигу под слышную только ей самой музыку.
— Здесь превосходные гобелены! Ничего прекраснее я не видел!
Та улыбнулась и, подойдя поближе к нему, негромко проговорила:
— А знает ли Ваша честь, почему они так красивы? Нет? Потому что это плоды фейри! — И в подтверждение сказанного она несколько раз кивнула.
Охваченный гневом господин Амброзий негромко рыкнул, но господин Натаниэль предостерегающе посмотрел на него и проговорил:
— Конечно! Конечно! И откуда же, позвольте спросить, берутся эти… э… плоды?
Женщина весело рассмеялась:
— О, их доставляют благородные молодые люди! Красивые джентльмены в зеленой одежде, препоясанной лентами, на рассвете они покидают свои корабли, приплывшие под алыми парусами, чтобы есть золотые абрикосы, когда весь Луд крепко спит! И тогда петух кричит: «Кукареку! Кукареку! Кукарекуууу!»
