— Чем старше, тем капризнее? — продолжал надрываться Болтун.
Даже в тридцать я буду еще слишком молода для того, чтобы вынести такое: я не могу, я не могу, я не могу… Флоке пищал, брызгая в меня слюной:
— Я так счастлив, Ева, что вы стали первой гостьей в моем первом доме. Может быть, мы уже… Перейдем на «ты»? Я налью тебе выпить?
— Простите меня, Жиль… Я не очень хорошо себя чувствую, я думаю, что… Мне лучше будет… Пойти к врачу!
Я почти добежала до первого этажа, когда поняла, что крики, которые доносятся сверху, издает он. Его удивленное лицо, отороченное растрепанной бороденкой, мутным пятном маячило в лестничном пролете на уровне девятого этажа:
Самое глубокое дно самого глубокого дна фантастичнее, чем все мои кошмары.
Нантерр, ночь, дождь, паническое бегство по незнакомым улицам. Несусь, словно воровка. Словно буйнопомешанная. Словно Флоке преследует меня со сворой взбешенных ротвейлеров. Он и не собирался меня преследовать, бедняга. Он, наверное, застыл среди своей раскладной мебели из ИКЕА, пораженный моим поведением. Жиль, мой бедный брошенный бывший будущий добрый возлюбленный. Я почти плакала, думая о подлянке, которую ему подложила. Я, наверное, действительно плакала, кстати. Наверное, эти слезы и затуманили мне глаза до такой степени, что я не заметила подъезжающий грузовичок… А-а-а-а! Бум! Падение в Нантерре.
Декабрь
1 ДЕКАБРЯ, ПЯТНИЦА
У меня создается впечатление, что Туфик мне не доверяет… Каждый вечер он задает мне вопросы, а его большие черные глаза горят беспокойным огнем: как я себя чувствую? болит моя нога меньше? не слишком ли я на него сержусь? Он, должно быть, боится, что я сдам его хозяину или что-нибудь в этом роде. Чтобы так поступить, нужно быть чудовищем, он ведь так самозабвенно ухаживает за мной после несчастного случая. Надо бы его успокоить: если я что-то обещаю, мое слово крепче стали. Ну, скажем… Иногда… Во всяком случае, у меня нет никакого желания всаживать ему нож в спину. С другой стороны, если я его совсем успокою и он меня бросит, что я со своей хромой ногой буду делать одна в своей квартире?
2 ДЕКАБРЯ, СУББОТА
Мне позвонила Селеста. Словно с неба свалилась. Как это я могла не сообщить ей в тот же момент, что я попала в аварию? Она бы поместила меня в больницу в Гарше, мной бы занялись ее влиятельные друзья. Какая я безответственная, имею ли я хоть малейшее представление о том, какие жуткие осложнения могут возникнуть при неправильно сросшемся переломе? Ух ты! Мне пришлось признаться, что, поскольку в водительских правах у сбившего меня шофера грузовичка оказалось видимо-невидимо штрафных очков, мы с ним решили дело полюбовно: полицию не вызываем, иначе он теряет права, а значит, и работу, а он в благодарность за это каждый день будет мне помогать до тех пор, пока я не смогу самостоятельно передвигать ноги. В какой-то момент мне показалось, что Селеста собирается вызвать для меня скорую психиатрическую помощь…
— Человек, которого ты никогда не видела?
— Нет, но… Как бы это выразиться… Я сразу почувствовала, что могу ему доверять..
— Доверять? Ты позволила себя отвезти к какому-то неизвестному врачу в какую-то неизвестную больницу в дебрях Буа-Коломб?
— Нет, но… Как бы это выразиться… Туфик знал эту больницу, она совсем рядом с его домом.
— Прежде всего, кто такой Туфик?
— Так это и есть мой раздавитель, тунисец!
— Ева, я брежу? Ты что, влюбилась что ли?
3 ДЕКАБРЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ
Туфик пришел раньше обычного, часа в четыре. Он был небрит. Сказал, что у него сегодня нет никаких дел и он подумал, что, может быть, мне что-нибудь может понадобиться, но, если он меня напрасно побеспокоил, он уйдет. Я сказала «нет-нет-нет». Мне ничего не нужно, но… Я рада, что он пришел. Темная щетина бороды подчеркивала овал его лица, грубо вылепленный подбородок. Он принес плитку шоколада. Заварил мятного чаю, и мы уговорили всю плитку, макая кусочки шоколада в горячий чай. Это был простой черный шоколад. Я такой никогда не покупала. И зря. Он ужасно вкусный, если его растопить в чае. На Туфике была майка с надписью «Платформ дю Батиман». Я никогда не видела такого высокого, худого человека с такими широкими плечами. Попытаюсь его нарисовать.
4 ДЕКАБРЯ, ПОНЕДЕЛЬНИК
Мне очень нравится портрет Туфика, который я нарисовала. Улыбка в уголках губ получилась именно такой, как у него в жизни.
— Корона не жмет?
— Что, Болтун? В первый раз в жизни я не слишком собой недовольна…
Подумать только, сейчас я должна была бы ехать в метро, начинать трудовую неделю. Какое это счастье — сломать ногу, надо честно признаться! Месяц без МАЖИ — it is магия! Пока-пока, Машар, «Королевский кот», Мари-Анник и вся компания, до… Ну да! До следующего года! Выздоровление плюс рождественские праздники — все это, вместе взятое, перехлестывает за тридцать первое декабря, день святого Сильвестра! Как там Флоке? Святой наш мученик Жиль! Если бы я была хорошей девушкой, я бы позвонила ему… А он? Почему он сам не звонит? В конце концов, это я больна…
5 ДЕКАБРЯ, ВТОРНИК
Сто лет не слышно пианино. Деми и Бенжи отправились в путешествие праздновать свой однополый союз? Сегодня утром я забавлялась, рисуя домики, где проводила отпуск, в том порядке, в каком они вспоминались… Туке, Ибица, Нуармутье… Силуэт человека, бредущего по пляжу далеко-далеко за домом на острове Ре, напомнил мне Туфика… Я это далеко не сразу заметила. Только потом мне это бросилось в глаза. Можно подумать, что мой раздавитель просто преследует меня. Вместе с тем вот уже десять дней как он является единственным живым существом, которое я вижу в своей башне из слоновой кости. Кстати, мое одиночество мне очень нравится. Если бы месяц назад кто-нибудь описал положение, в котором я сейчас нахожусь, я подумала бы: «Какая тоска». А на самом деле совсем наоборот… Я узнаю его шаги по лестнице. Никто не поднимается так быстро, как он.
6 ДЕКАБРЯ, СРЕДА
Туфик принес вчера свой личный глиняный горшок тажин и все ингредиенты для приготовления курицы с картошкой, маслинами и маринованным лимоном… Настоящее объедение. С ума сойти, как он мастерски все приготовил. Пахло вкусно, было чудесно. Он подал мне свое блюдо, достойное четырех звезд, на подносе, попутно рассказывая о своей работе. Он делает ремонт в двенадцатом округе, рядом с Лионским вокзалом, в квартире пятидесятилетней сексуально озабоченной дамы, которая вертится вокруг него в шелковом пеньюаре и просит называть ее уменьшительным именем… А какое у нее уменьшительное имя? Бирнадетта! Акцент, с которым он произносит «Бирнадетта», смешит меня до слез. Мы вспомнили о святой Бернадетте Субиру. Он знает Лурд, его гроты, его Святую Деву. Он там работал.
